Золотая лихорадка
Шрифт:
Катя теперь как настоящий откатчик. Поехала, заскрипело колесо.
Катерина с Татьяной и Федором в три тачки возят пески и моют. Вот опять слышно, повалились пески и галька загрохотала о чугунный грохоток. Федя там перевернул тачку и перелопачивает породу.
Егор думает, что придется дать согласие Ваське с Катей, пусть венчаются.
Сашка наводит порядок в своей артели. Там есть курильщики опиума, игроки в азартную хунди-хайди… [2] Китайцам выдают квитанции,
2
Красные – черные (игра в кости).
Кого только тут нет по колодцам, по шахтам и по штольням, по всем этим земляным норам, где трудятся сотни мужиков, баб и подростков. Их не видно, они в желтой грязи. По прииску ходит очкастый, толкует с народом про выборы. Никита Жеребцов тоже все о выборах, как о собственном хозяйстве. Уральский торгаш, старый спутник и сосед Федор Барабанов говорит, что хорошего на сходе не жди. Федор всегда жалуется, все ему не так, словно нужна и тут Егорова подмога.
Вчера собрался большой сход, спорили, как выбирать. Пришли вятские старатели, старики и молодые, и объявили, чтобы на выборы пьяных не допускать, иначе они все уйдут со сходки и выберут себе старосту, а приисковую власть не признают.
– Уже подготовлен спирт, с утра президенты будут угощать народ, – кричали бабы.
– Откуда вам это известно? – закричал Барабанов.
– Это уж мы знаем! Тут за спирт и за опиум все золото выкачают…
– Гнать спиртоносов! – кричали кержаки.
Вятские стояли тоже дружно, Егор даже порадовался, на них глядя.
Так и решили вчера: пьяных гнать, не подпускать к сходке.
Катя подкатила пустую тачку.
– Я пошла обед варить, – она захихикала и, счастливая, убежала.
А день – чудо! И город, целый город вдруг приехал к Кате. Такого множества людей она никогда не видела.
Она – неграмотная, выросшая подле отца-пьяницы, попала сюда, увидела такую жизнь, о которой не знала. До сих пор она полагала, что все пьяницы! И она только со страхом ждала, что же будет, когда приедет Васькина мать. Увидит ее с нищим отцом? За Катей ведь нет ничего… «Или мать у Васи такая же добрая и нежная, как он? Ведь он в кого-то уродился?» Катя уже сказала Васе, что надо съездить купить обновы. «Васька женится и сам же должен меня обряжать! Хотя бы успеть до материного приезда!»
Лодка за лодкой подымались против течения. На берег лезли оборванные мужики, с припухшими, обожженными лицами, в волдырях и болячках.
– Не признаешь своих, Кондратьич? Тут гнус жгучий, он нас поел. Шишки нам наел на мордах.
– Никак, сват? Что-то, Родион, ты шибко нежный стал!
– Привел всю деревню, сватушка!
– Тятенька! – ринулась от бутарки Таня.
– Ну как, допустят
– Да тут все свои. Вон зять Федя идет.
Санка боялся своего брата Котяя Овчинникова, с которым уже несколько лет жил не в ладах. Он слыхал, что Котяй и друг его, сосед Никита Жеребцов, тут в большой силе. Егор, конечно, силен, открыл прииск, но Егор – добрый, кто же его станет слушаться! Болела душа у Санки, что про Егора идут толки впустую, а настоящая сила тут у Котьки с Никитой. А брат всегда притесняет. С чужими как-то легче и лучше.
– А где Вась? – спросил Егор.
Татьяна махнула рукой за реку.
– Дозволь нам на твоей стороне, – низко кланялся огромный Овчинников. Борода у него посерела от набившейся мошки.
– У тебя клопы в бороде, как в бабкиной постеле, – сказал повеселевший Федя.
– Это лесные, зеленые…
– Что же с вами делать! – сказал Егор. – Мойте, раз явились. Не гнать же.
– Угощение уж как водится! – сказал Санка.
Федя любил тестя. С Родионом всегда можно выпить и весело поговорить.
Беднота, мужики-новоселы в зипунах и рваных шапках, и гладкие староселы в картузах с американскими широкими ремнями на рубахах проехали куда-то на двух лодках.
– На которой же стороне реки тебе желательно? – спросил Федя.
– А где Котяй? – спросил Овчинников.
– Он на Силинской, на той!
– Тогда я здесь! А ты, Родион?
– Как Егор Кондратьевич?
– Места и тебе хватит. Стало бы силы, да тут тысяче людей на годы работы.
Пришлось работу бросить и забой оставить. Вытащили бутарку на берег и пошли все наверх. У Катерины уха кипела белым весенним ключом.
– Чья находка-то?
– Поздравляем! Уж обкрутил сына! Что же, видно, здесь взяли!
Мужики обнимали Катю, как свою.
– Да еще не венчаны. Тут же сыграли бы, да без попа…
– А что вон там за народ?
– Верно! Что такое? Дерутся?
– Это выборы сегодня обсуждают.
– А я думал, молебен на той стороне.
– А что же ты не идешь, ведь тебя должны выбрать?
– Нет, тут не так!
– Выборы? – Спирька даже крякнул, словно от испуга.
– Ты что?
– У нас строй правительства невыбранный? – строго спросил оп.
– Мало важности, – ответил Родион. – И так могут нас выслать пожизненно.
– Это не впервой!
– А мы спирта привезли, – сказал Родион, – продуктов. Знали, что ты здесь, и на твою долю! Жаль, Иван оставил нас… Эх, Ванча, был друг! Стал миллионер, пароходчик, банк хочет открыть, к французам поехал. А когда-то к Спирьке в зятья набивался! Был бы ты, Спирька, миллионер! Завел бы свой дом в Петербурге, как Иван.
– А какое на той стороне золото? – спросил Спиридон.
– Да такое же! – ответил Егор. – Так редко бывает, чтобы на обоих берегах одинаковое содержание.