Золотая лихорадка
Шрифт:
– Ну, спасибо тебе, хозяин, – сказал Егор. – Дозволь поблагодарить и просим простить. А мне надобно спешно домой, хлеб убирать.
– На «Егоровы штаны» торопишься? – добродушно спросил Иван Федосеич. Оп посмотрел на три рубля, которые Кузнецов положил на стол. – А что это?
– За ночлег в благодарность.
– Нет, я это не возьму. Как же можно брать за ночлег? Ты экспедицию вел за десять рублей, а я чуть не половину возьму себе… Один я не пью, ты не думай, что матрос… Мне человека надо, а это что… Начальство приезжало, и все кричали на меня…
Матрос объяснил, как надо добраться до Утеса.
– Но если начнется ветер, то худо… Весла оставь, я пойду переметы погляжу! – крикнул старик дочери.
Видно было, что Федосеичу досадно, и он отпускает гостя скрепя сердце.
Егор подумал, что хозяин уступчив не по слабости и что, кажется, он – хороший товарищ. Откуда занесла его судьба с дочерью на этот песчаный мол после жарких-то стран, и чудо-птиц, и штормов в океанах… Туда-то и рвались дети Егора, теперь узнавшие, что океан рядом. Конечно, привык он на судне, в команде, к людям, мог выбрать себе товарищей. А здесь он одинок.
– Денег мне не надо. Лучше оставь дочери на счастье самородочек, – вдруг сказал Федосеич.
Егор спрятал деньги, развязал узелок и положил на стол золотой самородок.
– Когда-нибудь ей пригодится. На счастье тебе! – сказал отец, когда Катя вошла.
Она потупилась и, полуприкрывшись платком, с любопытством смотрела на стол. Потом она глянула на отца и на Егора быстро и с таким выражением, словно резанула их бритвой.
– Ты остерегайся, – сказал Егор, – меня на вашей речке стрелял какой-то человек. Кто – не знаю.
– Ну и что?
– А у тебя дочь остается одна!
– Так ведь стреляли-то в тайге! Так и должно быть. Не надо в тайгу ходить! То ли дело на корабле… Пушки такие стоят. Никаких пиратов не страшно. Мы видали пиратов разных: японских, малайских, китайских, невольничьи суда. Кого там только не видали.
Старик шутил, но, как показалось Егору, озаботился и поглядывал на дочь с недоумением.
– Ты уж побеспокойся! – сказал Егор.
– У меня же служба! Да и как не беспокоюсь! Я тут… Я тебя провожу! – вскочил матрос.
Он взял ружье и отнес в шлюпку.
– А то ты на бате не дойдешь. Да и зачем он тебе, этот бат. Брось его здесь.
Егор согласился.
За островом пристали к баркасу. Торговец, с грудью колесом, с кривыми ногами, белобрысый, с большими красными ушами, оказался старым знакомым Егора.
– А где же хозяин твой? Все в Благовещенске?
– Теперь я не у него, – отвечал ушастый, – теперь я сам хозяин!
– А Кешка у нас рыбу скупает!
– Да, у него свои пароходы. Слыхали, он мельницу какую поставил? Вальцовая у него своя! А начинал вот так же, на баркасе!
– Мы знаем, как он начинал!
На баркасе выпили вина. Матрос повеселел и всю дорогу потом рассказывал Егору разные морские истории. Женился он на Амуре, в Николаевске.
– А жена у меня померла! – сказал он. – А вот дочь… – Он вздохнул. – А я ловко
– А открывать это золото людям или не надо? – спросил Егор.
Матрос почистил куртку Егора. Лодка шла под косым парусом вверх по течению. Егор держал в руке веревку.
– Если открывать, то может быть горе.
– А не открыть – грех! Зачем же тогда оно? Зачем я его нашел? Зачем-то оно лежит в земле?
– Надо открывать! Мы на службе всем делимся с товарищем. Но я мыть его не пойду. Я к службе привык… А сыновья твои пусть идут! Пусть! Мимо нас люди поедут! Гилякам и тем тоскливо живется, они радуются, что пришли поселенцы, говорят, с русскими стало веселей, только, мол, пусть не воруют и не обманывают. Пусть, мол, не обижают нас! Да, это ты верно сказал, каких только людей не бывает!.. Я ей запрещу! Разве можно звать в избу незнакомого человека!
– Вот именно!
– Она знает, я объяснял, куда и как бить при случае… Да в крайности есть у нее и оружие… Да она умеет… Она бывалая, Катька! Ты степенный человек, а ей всегда хочется поговорить… В мать, покойницу… Надевай!
Старик отдал вычищенную куртку. Егору показалось, что он взгрустнул.
– Еще блестит в складках! – взором показал матрос Егору на ноги.
Егор намочил в воде серые остатки швабры и старательно помыл свои порыжевшие сморщенные ичиги.
– Ты как в золоте спал, в самой россыпи! – сказал Федосеич.
ГЛАВА 4
Крыши блестели на мохнатой сопочке с лысинами скал и с серым от дождя лесом.
Егор охотно не заезжал бы ни в какую деревню, отправился бы прямо домой. Но у него не было пригодной лодки, не было и денег, а выкладывать золото за лодку не следовало. Не было у него и хлеба, не было и желания тащиться столько дней против течения, тем более если судно на подходе, как сказал Федосеич.
Дождь стих. Серая тяжелая трава на берегу, обступившая вымокшие поленницы дров, кое-где поблескивала.
Мужик с черной бородой сидел на корточках на песке и что-то укладывал в воду. «Лыко он замачивает? – подивился Егор. – Зачем ему лапти? Вот еще какой народ есть!»
Матрос заложил пальцы в рот и оглушительно свистнул. «Так же и надо мной будут смеяться, если я пашню не брошу!» – мелькнуло в голове Егора.
Мужик поднялся. Видно стало, что он статный. Шлюпка прошла мимо него и пристала напротив последнего дома.
Мужик, мочивший лыко, повернул голову с орлиным носом, не спуская взора с приехавших.