Золотая осень 1977
Шрифт:
В общем, напарником Юли по съёмочному процессу, будет именно Караченцов. Именно он будет тем, который и привезёт девушку на мотоцикле к профессору Ивану Дикарёву.
Так как переговоры подошли к концу, то смысла задерживаться за столом я не видел, ибо они «понимашь» тут гуляют, «бухая Алкоголь», а я сижу и гляжу. Непорядок «понимашь». Нету «понимашь» консенсуса …
Одним словом, попрощался с «отдыхающими» и решил прогуляться по центру. С собой у меня было около сорока кассет, так почему бы не
— Здравствуйте девушки, а вы любите музыку?..
— Семён. Семён! Ты что оглох? Что ты ищешь-то там? Иди есть! — звала своего мужа Нина Викторовна. — Иди! Остынет же!
— Сейчас. Погоди минуту. Дай найти только, — отвечал ей Семён Лукич, роясь в секретере. — Куда же она делась-то? Куда?
— Да что ты ищешь-то там? Иди есть говорю!
— Что, что?! Книжку я ищу. Записную. Куды ж я её подевал та?
— Поел бы, а потом искал бы, — недовольно произнесла жена, придя из кухни в комнату. — И зачем ты тут всё перерыл? Сразу спросить не мог? Зачем она тебе понадобилось та?
— А ты знаешь где она? — с надеждой в голосе глядя на благоверную, с которой прожил «душа в душу» более тридцати лет спросил старичок.
— Конечно знаю, — ответила бабуля и показав на сервант произнесла: — Я её туда убрала.
— Зачем? Она же тут лежала и тебе не мешала совсем, — удивился майор с непониманием глядя на жену.
— Не знаю. Убрала и всё. А неча ей там в шкафу валяться, — произнесла та и повернувшись покинула комнату уйдя на кухню.
— Вот дура-то старая, — тихо проговорил Семён Лукич и подойдя к серванту достал искомое.
— Ну ты идёшь? Остынет же! — напомнили о себе из кухни.
— Да, погоди ты! Мне некогда! Нужно позвонить! — не выдержав рявкнул муж, листая записную книжку и шепча себе под нос: — Где же…. Где же был его телефон-то?..
После концерта, переговорив с высоким «начальством», Семён Лукич пылал праведным гневом на райкомовских бюрократов в целом и на товарища Мясоедова в частности, который на предложение помочь парнишке и выпустить пластинку кратко резюмировал: «Несвоевременно».
Приехав домой он твёрдо решил помочь как молодёжи, в лице Васи, так и всему советскому обществу, которое нужно было срочно спасать от западного разврата. Все эти хиппи, «битломаны», «песняры» и им подобные, были глубоко противны военному пенсионеру. Другое дело песни о войне, о подвиге, о танках… Такие композиции фронтовику были понятны и приятны на слух, нежели омерзительные звуки всяких там «Элвисов Пресли». А посему, он твёрдо решил приложить все возможные усилия, для продвижения «правильных» с его точки зрения песен в массы и помочь Васеньке во что бы то ни было выпустить пластинку.
«Ведь он молоденький совсем, — расстроенно думал Семён Лукич, — кто же его послушает-то?.. Эти чинуши? Да ни в жизнь! Они без приказа сверху палец о палец не ударят,
Но не только музыка поразила доброе сердце старика. Точнее будет сказать, что с начала концерта музыка на Семёна Лукича не произвела никакого эффекта и была безразлична. Ну играл парнишка на пианино, ну и что?.. Да, было видно, что играть пионер умеет, но музыка была без слов, а без слов-то, разве это музыка? О чём она? Непонятно…
А вот когда этот школьник взял гитару и заиграв запел, тогда да… Вот такие душевные песни были ветерану уже очень близки. Их он понимал и принимал. Некоторые из композиций вызывали такие эмоции, что по глазам непроизвольно текли слёзы, а услышав песню про оставшегося при отступлении танкисте Семён Лукич расплакался как первогодок.
«Ну как?.. Как этот молодой парнишка, может знать о нелёгкой судьбе танкистов, которые горели в танках, но шли в бой? Ведь он даже в армии ещё не служил. Да, что там в армии, он же совсем молоденький ещё. Только-только усы начали пробиваться,» — стоя у сцены задавал себе вопрос фронтовик.
Эти мысли заставили взглянуть на молодого исполнителя по-новому, что называется «другими глазами», а взглянув Семён Лукич обомлел.
Увиденное его поразило до глубины души…
«Вася, Васечка, — мигом пронеслись тогда мысли в голове. — Не может быть!.. Нет, нет!.. Такое просто невозможно! Неужели и вправду Васечка?.. Внучок!.. Живой!..»
Васю Сорокина они подобрали на брянщине, когда с боем выбили немцев из села. Тот был бос, голоден, грязен и оборван. Он был сиротой у которого погибла при бомбёжке вся семья, поэтому увидев такое чумазое чудо, комбат приказал немедленно помыть и накормить ребёнка.
Так с тех пор Ваня и прижился в их отряде став сыном полка.
Прошло время и горечь утраты по родителям немного ушла, и Иван превратился в весёлого и смешного мальчишку которого любили все за его чувство юмора и доброту.
До Будапешта он не дошёл десять километров…
В тот день их полк остановился возле небольшой деревушки на привал. Разбили палатки и принялись обедать. Услышали неподалёку стрельбу. Семён Лукич решил выйти и узнать обстановку. Вася Сорокин попросился пойти с ним.
— Сиди кушай. Я сам всё узнаю.
— Ну интересно же. Можно я с тобой, дядька Семён, — напрашивался в компанию тот.
— Боец! Я тебе не дядька Семён! А товарищ капитан! — командирским тоном скомандовал капитан Усиков, а затем, посмотрев на вытянувшегося по стойке смирно сына полка примеряющее добавил: — Кушай сынок, кушай. Я сам всё узнаю.
Тот кивнул, с грустью посмотрел на дверь, а затем вздохнув опустился на стул пододвинул к себе миску с кашей.
Семён Лукич погладил его по голове и выйдя на улицу пошёл к штабу… а через несколько секунд раздался взрыв.