Золотая планета. Тетралогия
Шрифт:
– Круг Жизни не обманешь. Если тебе суждено сделать это – никуда ты не денешься.
– А если не суждено? – я ядовито усмехнулся, понимая, что это лишь бравада перед самим собой.
– Мы будем разочарованы. И немного опечалены. – Она подбадривающее улыбнулась, не уточняя, что именно за «мы».
Что мне нравилось в ее улыбке, она не была надменной, со скрытым чувством превосходства, как у Оливии, например. Эта девочка хоть и отдавала отчет, что круче меня, но никоим образом не стремилась продемонстрировать это. Я бы сказал наоборот, старалась показать равенство между нами, что мы одинаковые. И это подкупало.
– Новое всегда интересно, – закончила она. – У нас бывает очень мало нового. А нового НАСТОЛЬКО!..
Она вздохнула и покачала головой. На это я так же не нашелся, что сказать.
– Меня зовут не Пенелопа, – начала эта сеньорита назревший разговор. – Я придумала это имя в момент, когда ты спросил.
…Если честно, с момента, как узнал, кто она, чего-то подобного я ждал. Но мне было все равно. Однако ей отчего-то нет. Со страдальческим выражением она продолжила:
– Это была ложь, я выпустила ее во внешний мир, и мир стал хуже. Я раскаиваюсь за это. Мне жаль.
– Не бери в голову. – Это не стоит того. – Я пожал плечами.
– Я знаю. Но я так воспитана. Я знаю, что это плохо, и мне стыдно.
– Как же тебя зовут на самом деле?
Ее губы сжались в две тонкие ниточки.– Называй меня Маркизой. Просто Маркизой. Так прозвали меня в приюте, и теперь это мой позывной. А настоящее имя назвать я не имею права. Извини.
Я вновь усмехнулся, но на сей раз про себя. Восточные заморочки, помноженные на заморочки корпуса. И как служба Катарины не отсеяла такую особь? Как позволила служить, принять присягу? Или я чего-то не понимаю?
– Тогда тебе должно быть стыдно не только за это. Но и за все, что ты говорила в принципе. Относительно себя. Это ведь всё ложь, не правда ли?
Она отрицательно покачала головой.– Я не врала. Кроме имени я ни о чем не врала, мне не о чем сожалеть.
Пауза.– Мой отец, действительно, вышел из общины. Он, действительно, смотрел на мир иначе и не ставил религию выше всего остального. Он считал, что мы можем жить в гармонии с латинос, и воспитывал нас с сестрой, всем это доказывая. И мне кажется, – она почти перешла на шепот, – если бы он был жив, он позволил бы мне одевать такие юбки…
Мне стало неловко.– Он умер, да?
– Да. Разгерметизация. Сгорел заживо. А так же моя мать, бабушка и сестра. Тогда погибли многие из нашего района, более двухсот человек. Можешь посмотреть в сетях новости, «происшествие в Авроре» пятнадцать лет назад.
– А ты?
– А я выжила. – Она опустила голову. – Была в школе. Там сработали аварийные гермозатворы, спасли нас. Мы сидели в маленьком душном кабинете трое суток, ничего не зная, ничего не ведая, пока брешь не залатали. Но когда нас выпустили… – Ее голос дрогнул. – Лучше бы и я сгорела тогда.
– Они все погибли! ВСЕ, Хуан! Ты не представляешь, что это такое! – воскликнула она, и голос ее был полон боли.
Да, я не представлял. И мне стало стыдно. Стыдно за ту ненависть, что я испытывал и к ней, и к ее… Сослуживицам, скажем так. Тем девчонкам в магазине. Они не такие, как Катюша, не все, и мне стоит ввести эту поправку в мое уравнение представления о корпусе, как о целостной системе. Всё совсем не так просто, как казалось вначале, и тем более как казалось после пятой дорожки.
– Что-нибудь еще рассказать о себе? – спросила она, приходя в норму.
Я пожал плечами:– Если хочешь.
Она покрутила головой.– Не хочу.
– Тогда не надо. Расскажи лучше о корпусе.
– Тоже не могу. Не правомочна.
Mierda! А на что она вообще правомочна?– Тогда скажи, почему, когда ты врешь, ты испытываешь неловкость за зло, которое выпускаешь во внешний мир, а когда убиваешь – нет? – нашел я другую нестыковку в ее философии.
Она улыбнулась, затем усмехнулась, потом задумалась.– Это сложный вопрос, Хуан. Понимаешь, я не убиваю тех, кого не считаю этого достойными. Я не принадлежу к «очистителям» note 36 , это не является моей целью – убивать плохих. Просто… Просто…
– Просто ты все равно судишь их. Сама, как и они. Кто плохой, кто грешник – достоин смерти. Кто нет – в того ты не стреляешь. Так?
Она вымученно кивнула.Note36
36
– Да, знаю, это неправильно. Но посмотри с другой стороны. Эти ребята убили двоих при прошлых своих ограблениях. И это только те, о которых мы знаем, а копали мы не глубоко. Ты сам видел, как они нажимали на курки – без сомнений, без страха, без эмоций. Они привыкли убивать, в них нет никаких тормозов. Сколько еще людей они убьют прежде, чем их поймают?
Да, я не бог, чтобы их судить. Но сужу, выливая и это во внешний мир. Это зло, но это зло – меньшее.
– «В конце концов, если боги сами не могут справиться со своими обязанностями, кто-то же должен помогать им»? – перекривил я, озвучив известную и весьма спорную цитату.
Она насупилась, но вступать в спор не стала.– Думай что хочешь. Но когда я вижу подобного им и мой палец жмет на курок, я не чувствую ничего, кроме отдачи. Это зло, но это мое зло, и я отвечу за него на следующем витке своего Круга Жизни.
Повисло молчание. Девочка озадачила меня, и это слабо сказано. Да, вопросов к ней скопилось море, но я банально не знал, с чего начать. Наконец, отчаявшись, задал вопрос, на который не ждал получить ответа, но отчего-то получил: