Золотая подкова (сборник)
Шрифт:
Утром к Эджегыз зашла мать. Поджав тонкие губы, Сюльгун-эдже с печальным видом наблюдала за действиями девушек, беспечно и весело наряжавших свою подругу. Вот на Эджегыз надели свадебное платье, ярко-красное, как спелые зерна граната, почти до пояса усыпанное круглыми серебряными бляшками. Утро ударило в них солнечным светом, и в комнате стало веселее. Сияние, исходившее от нагрудного серебра, ложилось на ковры, на мебель, на лица девушек, невесты. Ворот ее платья скрепили круглой брошью — гульяка, украшенной сердоликом. Вслед за этим на голову Эджегыз легла усыпанная множеством
Из-под накинутого на голову курте были видны лишь таинственно и лукаво сверкавшие глаза.
А девушки наперебой:
— Ах, Эджегыз! Какая ты красивая!..
— Роза весенняя!
— Куколка!
И вдруг… эти нежные возгласы были прерваны криками с улицы:
— Едут! Едут!..
По проселочной дороге на бешеной скорости мчалась длинная вереница легковых автомашин. Трепетали на ветру разноцветные шелковые платки и шары, неистово гудели машины. Вскоре они выехали на сельскую улицу и подкатили к дому невесты. Сюда же сбежался народ, чтобы посмотреть на отъезд невесты.
Из головной «Волги» вышли дядя жениха Муратберды, сноха Джумы — Марал и другие его родственники. Они направились к дому невесты, перед дверью которого стояла плотная стена мужчин и женщин.
— Разрешите! — громко, но вежливо попросил Муратберды, пытаясь войти в дом, но его под громкий хохот и крики довольно грубо оттолкнули назад.
— Ишь чего захотел! — смеялись в толпе, — пройти!..
— Ты лучше щедрость свою покажи, выкуп дай, а там видно будет!
— За выкупом дело не станет! — крикнул Муратберды и достал из кармана пиджака пачку так называемых «дверных денег» — «гапы пулы» и каждому, кто стоял на его пути, начал их раздавать. Получивший деньги отходил в сторону. Так мало-помалу посланцы жениха пробились в дом невесты. Они взяли её под руки и вывели во двор, где был расстелен большой темно-вишневый палас. Эджегыз села на него и тут же со всех сторон ее облепили девушки, женщины, показывая тем самым, что они не желают с нею расстаться.
Муратберды вынул вторую пачку денег «палас пулы» — «паласные деньги» и снова принялся раздавать их тем, кто сидел на ковре с невестой. Получив вознаграждение, они поднимались и отходили в сторону. Наконец, рядом с невестой осталась только одна женщина. Крепко прижимая к себе Эджегыз, она всем видом показывала, что ни за что на свете не расстанется с нею. Но Муратберды «сломил» и ее сопротивление, дав ей денег значительно больше, чем другим.
Когда невеста осталась, наконец, одна, Муратберды в прибывшие с ним девушки подняли ее с паласа в усадили в «Волгу». Молодой шофер лихо рванул было машину вперед, но Муратберды тут же охладил его пыл дружеским замечанием:
— Не рвись, Аман. Пусть другие мчатся, а нам торопиться некуда: невеста с нами, а обещанного
Как только «Волга» с Эджегыз тронулась в путь, все машины двинулись следом и вновь, перебивая друг друга, на разные голоса начали гудеть, словно выражая радость по поводу увоза невесты.
Однако не все в эту минуту испытывали радость. Когда автомашина уже набрала скорость, вдруг раздался отчаянный женский крик:
— Доченька!!
Это был голос Сюльгун. Отъезд дочери так потряс ее и такой нестерпимой болью отозвался в сердце, что она не в силах была заглушить её и закричала. Закрыв лицо руками, Сюльгун стояла на обочине и плечи ее вздрагивали от рыданий. К ней подбежали женщины и тут же, успокаивая, увели в дом.
Следует заметить, что в те времена, когда не было автомашин, невесту в дом жениха отправляли на верблюде. И, конечно, не так торопливо, как теперь. Сейчас что получается… Сядет невеста в машину, не успеет оглянуться, и уже — в доме своего суженого! Весь путь пролетит так, что ничего не увидит и ничего не изведает.
Раньше такой спешки не было. Каждый верблюд в свадебном караване был украшен с головы до ног. К передним его ногам выше колен пристегивались крупные медные бубенцы с мелодичным звоном.
Особенно нарядно выглядела белая верблюдица — Акмайя, которая везла невесту. Акмайя — верблюдица волшебная. Это ее именем туркмены называют Млечный путь. Согласно легенде, звезды его зажглись из капель молока, пролитого Белой верблюдицей на ночном небе. Туркмены издревле почитают ее, как самое доброе из домашних животных. Поэтому то она и служила для перевоза невесты в дом жениха.
Как уже сказано, украшалась Акмайя особенно пышно. На ней сооружалась небольшая будочка — кеджебе, откуда на три стороны открывался широкий простор и обзор. С боков чуть не до самой земли свисала с нее разноцветная бахрома. Такие же будочки-паланкины подвешивались и к бокам других верблюдов ;в которых, покачиваясь, ехали родственницы жениха.
Сидя высоко над землей в своем торжественном кеджебе, невеста все примечала: людей, встреченных на дороге, деревья вдоль обочины, ровные поля, холодный блеск воды в заросших бурьяном оросителях, круглые юрты мирного аула. С радостным волнением видела она в окошечко своего паланкина, как на горячих скакунах вихрем проносятся вперед и назад лихие джигиты — охрана свадебного каравана. И все запоминала: каждую птичку, вспорхнувшую с дороги, каждое облако в небесной синеве, каждый звук в неоглядной и милой степи.
Нежно позванивая колокольцами, гордо шагал караван. Не торопясь, он вез невесту к новой неведомой жизни. И вспоминать этот переезд она будет до глубокой старости, как самое светлое событие своей короткой юности.
…Когда «Волга» подкатила к дому Муратберды и невеста вышла из машины, раздались восторженные возгласы встречавших, заиграла музыка. Заглушая людские крики, широко и властно рассыпались серебристые звуки аккордеона, гулко и весело загремел бубен, нежно запел гиджак.
Молодежь пустилась в пляс.