Золотая подкова (сборник)
Шрифт:
С той минуты, как только на голову невесты будет надет борык, невеста считается замужней женщиной. Этот переход от девичества к замужеству на туркменских свадьбах почти всегда отмечается веселой и бурной борьбой женщин.
Девушки, чтобы усилить свои ряды и оказать достойное сопротивление противнику, поставили в середину своего ряда не уступающую в силе и ловкости доярке Аксолтан юную колхозницу Акгуль Аймамедову. Акгуль — девушка видная, яркой красоты. Лицо белое, как фарфор, без единого пятнышка. И на этом белом лице светились удивительно живые
Когда женщины приготовились к схватке, откуда-то явился судья — молодой худощавый человек, одетый в яркую спортивную форму. Оглядев женщин, он звонко крикнул:
— Внимание! Буду считать до трех. Как только скажу три! — начинайте… Итак, раз, два, три!
Женщины быстро сошлись, словно ударились друг о друга две красные волны. Как и следовало ожидать, в центре всеобщего внимания оказались Аксолтан и Акгуль. Симпатии зрителей разделились. Одни «болели» за доярку, другие — за Белый цветок, и обеих подбадривали воодушевляющими криками.
— Смелее, Аксолтан! Кидай ее на кошму!
— Да крутани ее! Что ты ее жалеешь!
— Акгуль, не сдавайся! Дай толстухе подножку! Только резко: раз — и готово!
Белый цветок, услыхав этот совет, рванула на себя доярку и перевалила через левую ногу. Обе рухнули на кошму. Борык с головы Аксолтан слетел и колесом откатился в сторону. Раздался дружный хохот зрителей.
Смущенная Аксолтан вскочила на ноги и подобрала борык. Потом подзасучив рукава, с решительным видом бросилась на Акгуль. Свою противницу она буквально смяла ударом корпуса, а остальных разметала в разные стороны. Прорвавшись к невесте, она сняла с нее тюбетейку и надела на Эджегыз новенький борык.
Аксолтан и Акгуль судья вручил по платку. Остальные участники тоже получили подарки.
Так прошла свадьба Джумы, свадьба шумная, веселая, на которой гуляло все село Геокча-2.
С той поры прошло немало лет.
Теперь Джума — сам бригадир. Так же, как его учитель Мамед Кулиев, он завел в бригаде строгий порядок, укрепил дисциплину. Это сразу сказалось на результатах труда. О бригаде заговорили. Стали ставить в пример. И немало находилось таких, кто хотел влиться в его коллектив. Но прежде чем принять новичка, Джума спрашивал: «А как насчет трудностей? Не боишься?»
Всего один вопрос. Простой. Житейский. Чтобы не было никаких иллюзий насчет легкого заработка и легкой жизни. И сам же объяснял эти трудности:
— Вот погляди, — рукой на окно, где, как в раме, виднелся залитый зноем желтый пустынный пейзаж, — у нас жарко и скучно. Нет ни садов, ни воды, ни большого селенья. Все это будет потом, когда мы проложим канал. Бывает у нас и холод, и ветер, и пыль. И хлеб жесткий. И часто еда — всего из одного блюда. Так что подумай, а потом приходи.
Многим такая жизнь была не по вкусу. Они уходили и больше не появлялись.
В январе 1969 года бригада Джумы приехала
Зима стояла суровая. На горах и в степи лежал снег. Лишь в извилистых горных складках, затаившись, синели прозрачные тени.
Несмотря на крепкий мороз, бригада не теряла времени даром. Чуть свет — за ремонт бульдозеров. Металл будто раскален: дотронешься рукой, прихватит так, что кожу на нем оставишь.
Джума Кичиев и узкоглазый, как монгол, веселый казах Сарсан Кенганов, ремонтировали бульдозер. Они вполголоса поругивали мороз и по очереди работали разводным ключом. Закрутив последнюю гайку, Джума выпрямился и взглянул на горы. Там, вдоль крутого белого склона, громко каркая, куда-то на восток летела черная воронья стая.
— У, черти! Опять к снегу каркают! — сердито проворчал Джума, провожая взглядом птиц.
— Карга яман, — в тон бригадиру сказал Сарсан, — скверная птица ворона. Вот гусь… Гусь лучше. Гусь один раз крикнет, смотришь — весна!
Вытерев ветошью руки, бульдозеристы вошли в хорошо натопленный вагончик.
Вскоре начался обеденный перерыв — самое веселое время в бригаде. Длился он часа два. Его хватало на обед, на отдых, на чтение книг, слушание радио, на игру в шахматы и даже на небольшую профилактику машин.
Джума — большой любитель шахмат. Нередко в шахматном поединке против него выступает вся бригада и не может одолеть.
Во время перерыва Джума заметил, что в игре не участвует Курбан Дурдыев, такой же заядлый шахматист, как он. Бригадир увидел, что Курбан затаился в уголке и что-то пишет на листке бумаги.
— Эн, Курбан, ты что там сочиняешь? — сделав ход, повернулся к нему Джума.
— Считаю!.. — рассеянно ответил Курбан.
— Что считаешь? Заработки, что ли? Так мы уже два месяца стоим…
Все засмеялись.
— Нет, не заработки, — невозмутимо ответил Дурдыев, — а сколько земли переместила бригада десять лет.
— Ну, и сколько же?
— Да вот… Выходит больше пяти миллионов кубов.
Все смолкли ошеломленные этой цифрой. Потом заговорили все сразу, начался спор. Один утверждал, что эта цифра слишком занижена, другой не соглашался, говоря, что земли переброшено намного больше, что Курбан, наверно, допустил ошибку.
В самый разгар спора за окном вагончика послышался шум мотора. Вскоре мотор смолк, и к механизаторам вошел прораб Атамурад Нурмамедов.
— Скучаете? — спросил Атамурад, приглядываясь к возбужденным лицам бульдозеристов и стараясь попять в чем дело.
— Скучать некогда, ремонт ведем. А по рычагам соскучились, — признался Джума. — Скорей бы тепло!..
Прорабу налили чай, чтобы тот согрелся.
— А я приехал проведать вас…
— Послушай-ка, Атамурад, — перебил его Шихмухаммед Ходжалиев, — а что за водоем мы будем строить? Спрашивал я кое-кого, никто толком не знает.