Золотая подкова (сборник)

Шаталов Василий Иванович

— Вот это подкова!.. — удивился старик. — Думаю, такая подкова к большому счастью.

Немного помолчав, отец снова спрашивала.

— Скажи мне, а какие там горы? Я ведь никогда не бывал в тех краях…

И Джума рад был любопытству отца.

— Горы?.. Высокие, в несколько рядов. Один выше другого. Днем они ясные, каждая складка видна, а к вечеру — в тумане. Синие-синие. Намного ярче, чем небо.

— А соперники у тебя есть… по работе?

— Как же! Есть и соперники, — говорил Джума. — Но самый сильный — это бригада Байрамгельды Курбана.

Пять братьев в ней…

— Пять? Откуда они?

— Да все отсюда, из нашего района.

И однажды после такой беседы Кичи-ага доверительно сказал:

— Знаешь, сынок, хочу и я побывать на твоей стройке. Хоть раз увидеть ее своими глазами…

После этих слов старик задумался. О чем? Неизвестно. Но таким радостным и возбужденным Джума никогда его не видел. Словно помолодел он. Этл было заметно и по голосу. И по блеску глаз. И Джума уже не сомневался, что отец и в самок деле может исполнить свое намерение: возьмет да и явится на стройку, чтобы увидеть подкову счастья к те места, где шумело и пенилось молодое Копетдагское море…

С тех пор как депутатом избрали Джуму, все госта, приезжавшие на стройку, направлялись к нему. Джума был в почете, окружен вниманием. Его часто приглашав ли на разные совещания, собрания, он ездил на сессии Верховного Совета в Москву.

А о бригаде Байрамгельды и самом бригадире стали забывать, если вспоминали, то редко, от случая к случаю. Загрустил Байрамгельды. Молчаливым стал. Все о чем-то думал, хмурился. Хотя дела у него по-прежнему шли хорошо. Показатели были самые высокие.

Как-то раз, когда они остались наедине, Клычли Аширов сказал:

— Тебя как будто подменили, о депутатстве все тужишь?

— Да нет Не тужу, — смущенно и вяло отозвался: Байрамгельды.

— Тогда о чем это?

— Просто мне нехорошо: уж очень тихо стало! Все норовят мимо, стороной… Разве такого отношения мы заслуживаем?

— И все же жалеть об этом глупо, — с дружеской теплотой увещевал бригадира Клычли. — Если мы живем замкнуто, то виноваты сами. Вот рядом с нами — экипаж землесоса, где бригадиром Николай Журин. Славный экипаж! Делаем одно дело — плотину Мы ячейки готовим, он грунт намывает. А живем, как чужие, ни он к нам, ни мы — к нему. Пригласить бы надо. Поговорить! Да и с Джумой дружбу терять не следует.

— Ты прав, Комиссар, — слегка подумав и повеселев, сказал Байрамгельды. — Обещаю это поправить.

Выйдя как-то из вагончика, он увидел машину, на которой ехал участковый механик Антипов. Тот хотел было проскочить мимо, но Байрамгельды завернул его к себе.

Зашли в вагончик. Бригадир угостил механика чаем, а потом спросил;

— Скажи мне, Искандер-ага, я намного хуже стал, как выбыл из депутатов?

— Да откуда ты взял? — заволновался Антипов. — Для меня ты все тот же. Побольше бы таких!..

— Тогда зачем проезжаешь мимо?

— Да, как тебе сказать?.. — смутился Александр Иванович и густо покраснел. — Торопился, конечно, Вечно ведь куда-нибудь спешишь!..

— Теперь почему-то все торопятся, — опустив глаза, тихо произнес Байрамгельды, —

раньше так не спешили.

Приехав в контору строительно-монтажного управления, Антипов встретил Ата Солтанлиева, работавшего заместителем начальника СМУ, и передал разговор с Байрамгельды.

— Приуныл наш Байрам, — говорил Антипов. — Совсем приуныл. Надо бы поднять ему настроение.

— Спасибо за сказанное, — ответил Солтаналиев. — Это мой промах. Но… что-нибудь придумаем…

Ата Солтанлиев сходил на склад, выписал несколько метров кумачовой материи и отдал ее художнику, худощавому и рыжеволосому парню Феде, чтобы тот написал на ней небольшой текст.

Когда надпись была готова, он сказал:

— А теперь, Федя, садись в машину я поезжай, а бригаду Байрамгельды Курбана, на плотину. Таи найдешь его вагончик и прибьешь к нему этот транспарант. Только сделай все осторожно, так, чтобы на бригадном стане никого не было. Понял? Тайком сделай!

Все было сделано, как велел Солтанлиев.

К вечеру бригада вернулась домой. Первым транспарант увидел Байрамгельды. Остановившись, он громко, так, чтобы слышали все, прочитал: «Здесь живет я трудится бригада коммунистического труда Байрамгельды Курбана».

Возбужденные столь необычным сюрпризом, механизаторы долго спорили о том, кто же это сделал? — но так ничего и не выяснили. Только Байрамгельды, взволнованный, с посветлевшим от счастья лицом, не участвовал в этом споре. Пожалуй, только он один и догадывался, что это работа Ата Солтанлиева, человека скромного, тихого, даже незаметного, по огромной чуткости и доброты.

14

…От Ашхабада до урочища «Семь тутовников» километров шестьдесят. Вот уже несколько лет по этому маршруту, раз или два в неделю ездит Николай Семенович Журин. И все уже на этом пути давно примелькалось ему. С левой стороны — горы, колхозные села, лесопитомник, дымный Безмеин, зеленый Геок-Тепе, с правой — полотно железной дороги. И если нет словоохотливого попутчика, едет Николай Семенович до самого урочища, ни глянув даже в окно служебного автобуса. Но как только автомашина свернет с гладкого шоссе и помчится по желтой лощине, вдоль Копетдагского водохранилища, Журин словно пробуждается… Озираясь по сторонам, он с нетерпением ждет, когда автобус с разгона взлетит на плотину, с которой вдруг откроются картины одна величавее другой. В это время даже на полуслове он может прервать беседу и прильнет к окну.

Сегодня в автобусе соседом Журина оказался человек не очень разговорчивый. Но Николай Семенович ему был рад, так как давно собирался завязать с ни личное знакомство и дружбу. Это был Байрамгельды Курбан, возвращавшийся на стройку после очередного отгула. Встречи у них бывали и раньше, а их портреты на доске Почета стройуправления висели рядом уже несколько лет. Но вот так близко, на одном сиденье, случай их свел впервые.

Встретив Байрамгельды в Ашхабаде, Журин с удивлением воскликнул: