Золотая подкова (сборник)
Шрифт:
По традиции новичку, принятому в бригаду, надо было сказать что-то важное, значительное, так, чтобы запомнилось надолго. Может, за всю жизнь.
— Теперь послушай меня, — положив тяжелую руку на плечо парню, сказал Николай Семенович. — Буду краток. Море ты видел, когда добирался сюда? Это — наша работа. Мы изменяем природу и улучшаем ее. Такой работой, брат, гордиться надо — она одна из главных в нашем государстве. И польза от нее немалая. Не только живущим сегодня, но и грядущим поколениям. Поэтому дело свое надо любить.
Считая беседу законченной, Журин поднялся а попросил Игоря вместе пройти по вагончикам.
— Идем, посмотришь, в каком раю мы живем, — то ли в шутку, то ли всерьез сказал Журин. Но не успели они и двух шагов сделать, как влетевший ветер сорвал с Игоря фуражку и окатил горячим удушливым облаком пыли.
Лицо Игоря, припудренное пылью, вдруг преобразилось, сделалось мягким, добродушно-растерянным. Моргая белыми ресницами, он глянул на бригадира, как бы говоря: «Ну и рай! В глазах темно, на зубах — песок, ни дышать, ни глядеть!»
— Это зовется у нас «сухим дождем», — весело пояснил Николай Семенович. — Привыкай!
Проходя по вагончикам, Журин не без гордости показывал Игорю телевизор, холодильники, радиоприемник, предметы домашнего обихода — газовую плиту, посуду, кровати, свернутые рулонами постели.
В этот же день, спустившись по глинистому обрыву в озерко, Игорь впервые побывал на земснаряде. Как только они причалили к нему, Журин помог Байкенову подняться на палубу, а сам, оттолкнувшись от вихляющегося носа лодки, последовал за ним.
Земснаряд был охвачен мелкой дрожью. Из маленьких неказистых окон, дизельного отделения, возвышавшегося над палубой, выплывали струйки синего чада, пахло машинным маслом.
— Первым делом дизелек изучить надо, — кивнув на окна, сказал бригадир. И не только его — весь земснаряд, до последней гайки. Попутно освоишь и технологию разработки грунта..
Возле багерской кабины, опершись рукой о дверной косяк, стоял дежурный машинист Анатолий Коротков, оказавшийся невольным свидетелем разговора Журина с новичком.
— Вон Анатолий, — указал бригадир на Короткова, — недавно у нас. А уже — машинист.
Услыхав похвалу, Анатолий смутился и, поднявшись в багерскую кабину, склонился над пультом управления.
Когда наступила ночь, Игорю предложили устраиваться на бригадном топчане — здесь прохладно, свежо. Но он предпочел вагончик — там хоть и душно, зато комаров меньше. В вагончике пахло кошмой, лежавшей рядом с кроватью, сухой пылью. На душе у Игоря было тревожно. «И откуда это чувство тревоги? — думал он. — От одиночества? Ведь говорят, что одиноким можно быть даже среди людей, если для них ты — чужак, не свой, не близкий». Но Игорь верила это пройдет.
Из темных углов вагончика доносилось дружное стрекотание сверчков. Таких «голосистых» Игорь еще не слыхал. Все
Игорю вспомнился разговор с бригадиром, несколько раз повторившим слово «мужество». Странно! Даже в армии Игорь не слыхал, чтобы кто-нибудь с такой настойчивостью говорил о мужестве, как здесь, на этой стройке.
С этой мыслью он и уснул.
…После удивительного затишья поздней осени, мягкого тепла, небесной синевы и лучезарной неподвижности воздуха вдруг откуда-то набежали тучи, подули ветра. По такой погоде надо быть начеку. Собрав бригаду, Журин предупредил:
— Всем вахтенным следить за карьером. В случае чего — звонить наверх!
Шло время. Бригадиру пора бы домой, на отдых, а он и не думал уезжать. Телефон стоял у его изголовья. По ночам, часто просыпаясь, Журин ждал звонка и боялся его… Он знал, что такое морозы, сколько неприятностей могут они причинить, если застанут врасплох.
И все же беда нагрянула внезапно. С вечера было тепло, словно весной или ранней осенью. И только глубокой ночью погода резко изменилась. С востока подуло ледяным ветром.
Под утро раздался звонок Журин схватил трубку и услышал короткое:
— Лед!
В несколько минут бригада собралась. Вооружившись кто киркой, кто ломом, кто лопатой, строители гуськом спустились в карьер. Даже здесь в глубокой темной впадине дул порывистый морозный ветер. Игорь почувствовал, как холод, забравшись в рукава теплого ватника, быстро добрался до спины.
Все озеро уже успело затянуться ровной ледяной коркой. Его поверхность напоминала черное, в овальной раме, зеркало, в котором искрами горели бесчисленные скопления звезд.
Лодку сдвинуть не удалось. Ее так приковало к берегу, что вначале пришлось обкалывать лед вокруг, а потом прокладывать путь к земснаряду.
Но самые трудные испытания были впереди. Мороз крепчал. С оледенением карьера боролись круглые сутки, по всему «фронту» — от носа земснаряда до конца озерного пульповода, лежавшего на понтонах. Спали урывками. Все уставали, были молчаливы, злы.
Но, кажется, больше всех уставал Игорь. Он давно уже натер на ладонях кровавые мозоли, и работа для него была настоящей пыткой: он не мог спать, саднили ладони, ломило плечи, руки, поясницу.
Изнуренный вид новичка не мог ускользнуть от внимания бригадира. Теплым словом, улыбкой он поддерживал его, просил не падать духом, терпеть, не сдаваться.
Прошла неделя, другая, третья, месяц! А мороз не слабел. Вместо первой ледяной брони, разбитой людьми, он создавал новую, более крепкую. Все понимали: если лед не разбивать, земснаряд не сможет передвигаться по карьеру и подавать пульпу. Замерзнут трубы.