Золотая подкова (сборник)
Шрифт:
Наконец, наступило утро шестой недели изнурительной вахты. В это утро и произошло событие, глубоко потрясшее Игоря Байкенова.
Сменив своих товарищей, работавших в ночное время, на лед вышла новая тройка в составе Андрея Буравлева, Аннамамеда Курбанмурадова и Игоря Байкенова. Стоя в лодке и слегка покачиваясь, Игорь обкалывал лед вдоль пульпопровода, Аннамамед перед носом земснаряда. А Андрей Буравлев тяжелым ломом проламывал лед вокруг цистерны с горючим, прижавшейся к левому боку землесоса. Передвигаясь по скользкой, покрытой инеем цистерне. Буравлев ловко орудовал ломом, то вздымая его обеими
Игорь, не раздумывая, прыгнул из лодки на трубу пульпопровода и по ней побежал к тому месту, где только что стоял Буравлев. Навстречу Банкенову выбежал Аннамамед Курбапмурадов, по-кошачьи быстро взобравшийся на палубу земснаряда. Он тоже видел, как Буравлев, потеряв равновесие, упал в зеленую полынью. Прошло, наверное, секунд тридцать тревожного ожидания, пока из воды вместе с пузырьками не появилась голова Буравлева.
— Живой, живой! — вне себя от радости кричал Аннамамед и вместе с Игорем, схватив Буравлева за мокрый ватник, вытащили его на борт земснаряда.
Стоявший на вахте машинист позвонил наверх, в вагончик, коротко известив бригадира о происшествии.
Вскоре на земснаряд прибыл Журин. Заглянув в кабину, он спросил:
— Ну, как товарищ… морж? Сильно ушибся?
Буравлева лихорадило. Ему было не до шуток.
И все же после слов Журина на его по-детски круглом лице появилось что-то похожее на улыбку.
— Нии-чево, Николай, Семенович, н-не очень, едва разжимая посиневшие губы и удивляясь тому, как трудно стало говорить, ответил Буравлев. Убедившись, что здоровью машиниста ничто не угрожает, бригадир успокоился.
Достав из ватника пол-литровую бутылку, Николай Семенович наполнил стакан и протянул его Андрею:
— Вот тебе «из резерва главного командования». Выпей и больше за борт не падай.
— Можно подд-думать, что сам ни-ког-да не падал, — принимая стакан, обиделся Буравлев.
— Падал, падал, в все остальные тоже, — подтвердил Журин.
— Стало быть, и ты морж?
— Стало быть, и я морж! — ответил бригадир, в всем стало весело.
А в это время из черной трубы, лежавшей на березовых козлах вдоль плотины, желтыми лисьими хвостами хлестала пульпа и растекалась по карте намыва. Бригада работала как всегда ритмично. И вряд ли кто-нибудь, глядя на желтые потоки пульпы, догадывался о суровой схватке строителей с силами природы, продолжавшейся полтора морозных месяца.
После невзгод суровой зимы, перенесенных вместе со всем экипажем, Игорь Байкенов себя «чужаком» уже не считал. Ой стал равноправным членом, небольшой, дружной семьи, и многое нравилось ему в ее кочевом быту. Нравилось, когда раз или два в неделю приезжала автолавка. Нравилось не спеша разглядывать ее содержимое, закупать продукты и прятать их в холодильники, нравилось кашеварить и с наслаждением есть обед, сваренный в большом котле. Рабочий по карте, он часто бывал на земснаряде и с жадностью выпытывал у машинистов все, что касалось их профессии, жизни. Особенно тянулся к Анатолию Короткову, молодому русоволосому парню.
В один из предвесенних дней, когда в долине Копет-Дага впервые после зимних
— Толь, это правда, что наш земснаряд чемпион на нашей стройке, — спросил Байкенов, стараясь как можно глубже спрятать распиравшее его любопытство.
— Откуда ты узнал? — вопросом ответил Коротков.
— Не помню. Кто-то из управления…
— Правда. Только не земснаряд, а бригада — чемпион, — поправил товарища Анатолий.
— Ну, а в чем же это чемпионство?.. — не унимался Игорь.
— В чем, в чем! В кубах, конечно! — ответил Коротков с оттенком легкого раздражения, которому давно уже наскучил этот разговор и продолжил его не иначе, как только из дружеского снисхождения. — Выдался однажды месяц такой… Семьдесят тысяч кубов пульпы выплеснули на карту, при плане двадцать пять. Рекорд! И пока еще никем не побитый.
— Здорово! Как же это удалось?
— Ну, как?.. Бригада крепкая, технику знает, — более охотно заговорил Анатолий. — Ведь кроме нас, салажат, в бригаде-то все ветераны. Каждый из них, считай, собаку съел в своем деле. Вот и выдали как следует…
Но что получалось? Чем больше Игорь знакомился со своей бригадой, тем больше у него возникало вопросов, тем острее становилось желание узнать что-нибудь еще. Ну, вот, например, Коротков сказал: «Ветераны», А что в них такого особенного? Снова пришлось идти на поклон к Анатолию.
Тот любопытных не любил. Сердится на Игоря, ворчит, как старик, но на вопросы его отвечает.
— Дядю Камиля знаешь? — выдержав небольшую паузу, спросил Коротков, — Гасаналиева? Чуть ли не двадцать лет в пустыне. И ни разу не расставался с земснарядом. Вот он и есть ветеран. Кого с ним сравнишь? Разве самого бригадира или же Аннамамеда Курбанмурадова. Этот тоже, кроме земснаряда, ничего не признает. Кто же еще у нас ветеран? Да вот, чуть не забыл — Николай Живайкин. Этот о головы канала начал, прямо от Амударьи. Правда, не на земснаряде, а на плавучей электростанции. Когда канал прокладывали по Обручевской степи, там работали электрические земснаряды. Так вот эта историческая, можно сказать, плавэлектростанция, смонтированная на простой барже, и давала им ток. Знаешь, когда это было? Когда меня и тебя еще на свете не было!..
— Давненько! — удивился Игорь. — Наверно, и той электростанции уже в помине нет?
— Жива! Говорят, поселку Хаузхан все еще свет дает!
— Ну, о ком бы еще рассказать? Да все они — и Василий Демьяненко, и Владимир Кашлев и Андрей Буравлев — давнишние землесосчики, отличные люди.
Коротков встал, потянулся с хрустом и сказал:
— Заболтался я, брат, с тобой. На боковую пора. Ночь-то на вахте стоять!
Игорь будто и не слыхал этих слов, продолжал сидеть.
— А что же ты о главном-то ничего не сказал?
— О бригадире, что ли?
Анатолий задумался.
— Кто-то мне говорил, будто Николай Семенович еще пацаном пришел на какую-то стройку, вырос там и будто там же, на стройке, женился…
— Вот это интересно! — потирая руки, воскликнул Байкенов. — Ну, а дальше, дальше-то что?
— А ты сам его расспроси. Мужик он простой, сам обо всем и расскажет, — ответил Коротков. — А мне спать пора.