Золотая подкова (сборник)
Шрифт:
Зная о том, как тяжело мы живем, Ленин старался помочь нам, хотя и в России в это время жилось несладко: шла гражданская война. Рука голода крепко держала людей за горло. На счету каждая копейка. Но Ленин и Совнарком сумели все-таки выкроить деньги для Средней Азии, которые пошли на развитие местного земледелия. Об этом разве забудешь? И ты, Анна, непременно скажи о той, ленинской заботе. Скажи, что туркмены помнят ее. Теперь другое дело. Благодаря свободе, завоеванной под руководством великого Ленина, мы обрели такие силы и такие крылья, что нам по плечу любые дела! И мы покорили одну из самых своенравных рек на земле — могучую Амударью,
Канал достиг уже тысячного километра и скоро дойдет до самых западных точек Туркмении: Красноводска и Бекдаша. Принесет он жизнь и Мешед-Мессерианскому плато, где раскинется новый, невиданный оазис субтропических растений. На трассе канала мы создаем моря. Одно из них — недалеко от Ашхабада. Это наше, Копетдагское море. Когда ты дойдешь до этих слов, не забудь, Анна, показать участникам торжественного собрания вот эту гильзу с землей со дна водохранилища. Пусть все видят, что ты говоришь правду!
Клычли замолчал, подумал о чем-то и после паузы добавил:
— Ну, а все остальное скажешь сам, без моей подсказки.
Последние слова Клычли произнес уже на вершине холма, недалеко от бригадного стана.
Увидев бригадира и его спутников, Курбанклыч Шириев просиял:
— Наконец-то явились пропащие!
Все утро Курбанклыч ломал голову, куда же они исчезли, какие такие неотложные дела подняли их чуть свет. Но как ни ломал голову, ответа не находил.
Оглядев вернувшихся товарищей, Курбанклыч понял, что дела у них и в самом деле были, кажется, непростые: лица озабочены, разговор серьезный. Обратил он внимание и на медную гильзу, которую нес Аннамухаммед.
— Куда это вы сбежали в такую рань? — изнемогая от любопытства, крикнул Шириев, как только увидел своих товарищей на склоне увала.
— Не скажем! Будешь много знать — быстро состаришься, — уклончиво ответил Байрамгельды.
— Клычли-ага, и ты не скажешь? — обратился Курбанклыч к Комиссару.
— Нет, не скажу!
— Почему?
— Болтун — находка для шпиона, — пошутил Клычли. — Так учили нас в годы войны.
— Да, ну вас! Несерьезный вы народ, — обиделся Курбанклыч.
— Ладно, не серчай, — сказал ему Байрамгельды миролюбиво. — Ты лучше доложи, как у тебя с завтраком? Мы голодны, как волки.
— Второй уж раз разогреваю…
— Значит, готово? — обрадовался Байрамгельды. — Тогда скорее стели сачак и подавай еду. Мы закусим, подобреем и тогда все, все тебе расскажем!
Оставшиеся до отъезда дни Аинамухаммед писал текст. Он мало разговаривал, часто уединялся и, склонившись над листами ученической тетради, все писал и писал. Иногда к нему присоединялся Клычли-ага. Они долго вели беседу, обсуждая написанное, вносили в него поправки, дополнения.
И только перед самым отъездом в Ульяновск Анна снова стал таким, как прежде: веселым, общительным. Он много шутил, смеялся и даже вполголоса что-то напевал. Веселость шла ему. Когда он улыбался, его глаза немного сужались, и в них загоралась золотая лукавая искорка. Прямой нос слегка расширялся и смуглое мужественное лицо вдруг озарялось ослепительным блеском белых, ровных зубов.
Провожали Анна всей бригадой до самого аэропорта.
…Аннамухаммед и его спутники прилетели в Ульяновск за несколько дней до Ленинского юбилея. Никто из них до этого здесь не был, и, естественно, решено было не терять времени и прямо на следующий день с утра начать знакомство с городом. Кто знает, придется ли снова когда-нибудь побывать на этой священной волжской земле, где прошли детство и юность великого человека, указавшего миру путь в светлое будущее.
Они вышли из высокого, сверкающего стеклом корпуса гостиницы и перед ними открылся Ульяновск: Как никогда была оживленной центральная магистраль города — улица Гончарова. По ней катился густой и пестрый поток автомашин, а по тротуарам — такой же поток людей. Весь город продувал порывистый ветер весны, врывавшийся в голые верхушки тополей, вязов и белоствольных берез. По небу медленно плыли бледно-голубые и пепельно-серые облака. Несмотря на хмуроватую погоду, город выглядел празднично, нарядно, Всюду кумачовыми птицами взлетали на ветру полотнища флагов и транспарантов.
Могучий людской поток многочисленных туристов, экскурсантов и гостей Ульяновска, подхватив Аннамухаммеда, вынес его на небольшую улицу, застроенную деревянными домами. Улица была тихая, но не безлюдная. К одному из домов, выкрашенному золотистой охрой, тянулась живая цепочка людей. Это был дом-музей семьи Ульяновых. На улицу глядели окна в светлых переплетах и простых наличниках. Склонив ветви над железной крышей, вдоль тротуара стояли старые, еще не одетые листвою тополя.
Об этом доме-музее, где прошли детство и ранняя юность Ильича, Аннамухаммед уже многое знал из книжек, прочитанных им ранее. Теперь и этот дом, и эта с наклоном к реке Свияге улица казались ему хорошо и давно знакомыми. Он мог даже представить себе, как много лет назад, в зимнюю пору, на бывшей Московской улице, Володя Ульянов, его братья и сестры весело играли в снежки или же летели в санках до самого берега Свияги, скованной льдом, как звенели здесь детские голоса, смех.
Постояв на тротуаре, Аннамухаммед вошел в дом.
Вот гостиная. Красные дорожки на крашеном полу, несколько стульев вдоль стен, цветы. Старинное трюмо. Поблескивает лаком черный семейный рояль.
Вот в белоснежном чехле диван, перед ним столик с лампой под белым абажуром. По вечерам в этом уютном зале собиралась дружная семья Ульяновых. Мать Володи — Мария Александровна — садилась за рояль, и весь дом наполнялся бодрыми звуками музыки.
Аннамухаммед внимательно вглядывался в скромную обстановку гостиной и думал: «Не сон ли это? Ведь совсем недавно он находился там, на своем бригадном стане, под синей горой Копетдага, и вот уже — за тысячи километров, в гостях у Ленина!»
Из гостиной он перешел в столовую. Посередине комнаты — большой, покрытый белой скатертью стол.
На краешке стола — фигуры шахмат. Володя был сильным шахматистом. Это известно всем. Здесь по вечерам он часто играл с отцом, Ильей Николаевичем и не раз побеждал его в шахматных поединках.
По крутым ступеням деревянной лестницы Аннамухаммед поднялся на антресоли — верхний полуэтаж дома-музея и очутился в небольшой комнатке Володи Ульянова. И здесь — та же скромность и простота обстановки: железная кровать, стол, два стула и на стене — две полочки для книг.