Золотая рыбка
Шрифт:
– Бред какой-то... Большие хищения?
– Не в курсе. Вроде, дальше некуда. Следователь подозревает отца и Глеба, якобы инсценировавших ограбление и прибравших все себе.
– Лажа...
– Алла притихла.
– Приехать к тебе? Голова, правда, ещё ломится. Говорят, магнитная буря. Боюсь за руль садиться.
– Не надо. Я намерена поговорить с кем-нибудь из ваших шефов. Не знаешь, Россо на месте?
– В Италии. У Фредерики дядька скончался. Там же похороны - целое событие. Всю родню собирают, волосы на голове рвут, чтобы проявить горе.
– А Кудряшов, Травкин?
– Кудряш валяется
– В трубке загудело.
– Ал... Ал... здесь помехи, не отключайся. Скажи, Россо давно уехал?
– В конце того месяца. Сама понимаешь, похороны - неплановое мероприятие.
– А когда Геннадий твой вернется, может, с ним посоветуешься?
– Ой, к нему я ни за что не сунусь. Он криминала жутко боится. На них, спортсменов, всех собак вешают. Только и талдычат: они и мафия, и то и се. Уже такие примеры были, если где шухер, Генка в кусты. "Соблюдаю чистоту харизмы", - говорит. Вообще ожидаю его только дней через пять... Подъеду, конечно, со всеми этими вопросами. Ситуация-то нешуточная. Думаю, меня тоже по допросам затаскают...
– Как подругу предполагаемой преступницы?
– Ну. И бывшую сотрудницу твоих шефов. Ой, опять гудит. Представляешь, будто ломом в висок. Вот жуть-то...
– Выздоравливай.
– Полина повесила трубку и задумалась. Почему-то в уютном теплом салоне, огражденном от всего мира, она легко сосредотачивалась, а приходящие в голову идеи казались удачными, не вызывающими сомнений. Очевидно, если верить прочитанным давным-давно наблюдениям парапсихологов, сообщение Глеба несло значительно большую информацию, чем заключалась в его словах. И теперь эта информация внедрялась непосредственно в подсознание Полины.
Во всяком случае, не слишком усердно прикидывая шансы, а повинуясь интуиции, она направилась за город - в тот коттеджный городок, где была лишь однажды, да ещё добиралась в темноте и в машине Аллы. Малая вероятность найти дом Россо не смущала Риту. У неё было такое ощущение, словно она перешла на автопилот, увлекаемая к цели некой силой, называй её как хочешь: самовнушением, отчаянием, игрой, болезнью воображения, какая разница?! Она доверилась этой силе, поскольку ни выбора ни время на раздумья не имела.
День мокрый, мрачный, ветреный. На дорогах полно машин. Люди в салонах выглядят вполне благополучно. Кто-то перевозит, очевидно, уже на дачу, стол на багажнике и овчарку на заднем сидении, кто-то везет двух старух с сумками и коробками. Полина глянула в зеркальце - она являла собой образ мегеры, нарочито неопрятной, неудачливой одиночки, злящейся на жизненные обстоятельства и мерзавцев-мужчин.
Достала щетку, двинувшись через перекресток в потоке машин, прошлась по давно нечесанным волосам, потом намотала на шею валявшийся в сумке шелковый шарф и надушилась. Придется разыскивать дом Красновского, расспрашивать охранников городка. Кроме того... Кроме того, Полина боялась поддаться навязчивому ощущению, но не могла окончательно отделаться от него: ей казалось, что с каждой минутой она приближается к Глебу и разгадке обрушившихся на "Оникс" бед.
Котеджный поселок Россо она нашла сразу. Охранник на пропускном пункте с кем-то созвонился
Полина хотела посигналить, но ворота открылись сами, она въехала во двор, оставила машину на открытой стоянке, оборудованной для гостевых автомобилей, и направилась к дверям, приветливо перед ней распахнувшимся. На пороге стоял сам Марк Вильяминович, одетый по-домашнему - в теплом свитере и трикотажных брюках. Он делал мучительную попытку улыбнуться, но в его черных глазах блестели слезы. Вместо приветствия он ободряюще обнял Полину и проводил в холл.
Вскоре они сидели в кухне за столом под низким собранном из ярких стекол в витражный рисунок абажуром. Алые маки и васильки переплетались праздничным светящимся венком.
– Простите, Полина, это я соврал Алле, что уехал в Неаполь. Я собирался, но жене пришлось отправиться на похороны одной. Я обнаружил кое-какие неполадки в "Атланте", задержался. Потом произошла эта заваруха в "Ониксе" и я решил пока отлежаться на дне, присмотреться к ситуации. Боюсь, мы попали под один "трамвай".
– Отец в больнице. Состояние тяжелое.
– Полина с жадностью хлебнула горячий черный кофе.
– Печенье, детка. Может, нарезать ветчины, сыру? Я здесь один хозяйничаю.
– Спасибо. Есть не хочу. Мне понятны ваши сомнения...
– А я знаю, о чем вы думаете, Полина. Полагаете, я должен был вмешаться, помочь Андрею. Но ведь мое положение, увы, едва ли лучше. Повторяю, кто-то наехал на нашу компанию. Кто-то весьма находчивый и сильный... Я ничем не смог бы помочь вашему отцу, даже словом поддержки. Потому что не знаю, черт побери, не знаю, чем это все может кончиться!
– Пропал Глеб.
– Полина мешала ложкой в чашке, стараясь не поднимать глаз. Ей требовалось во что бы то ни стало определить степень доверия к Россо, но она боялась выдать настороженность. Только жадно ловила интонации и поглядывала на его нервные пальцы, крошащие на блюдечке миндальное печенье.
– Знаю...
– Он вздохнул, поднялся и заходил по комнате.
– Мы существует в ситуации постоянного риска и при этом убеждаем себя: опасность грозит кому угодно, только не мне. Я сумею вести дело рассчетливей, хитрее... Ведь иначе не стоило ввязываться, если преследует неуверенность в себе, страх.
– Но вы держите телохранителя, а Глеб даже не находит нужным подстраховаться.
– Травкин - бутафория. Киллер из мексиканского сериала... Но у меня есть и настоящие секьюрити. Насчет Глеба вы тоже заблуждаетесь, Полина. Он соблюдал вполне разумные меры предосторожности... Не пойму!
– Сжав лоб ладонями, Россо остановился.
– Не соображу, как это произошло! Понимаете, у нас, ну, у главных компаньонов, была разработана особая система сигнализации, срабатывающая в случае тревоги. Вроде страховки, что ли. Ни ваш отец, ни я не получили "штормового предупреждения"...