Золотая сеть
Шрифт:
РАВНОПРАВИЕ
У нас в школе больше двадцати классов, а в них больше двадцати председателей советов отрядов. Но это было бы еще ничего! Только вот из них больше четырнадцати — девчонки.
Мы спрашивали старшего пионервожатого — а он наш друг, — как же это так получается? Он сказал нам, что все в порядке, так как существует равноправие. Я ему верю, но мне это не нравится.
Ёжо сказал, что равноправие — это значит мальчишка или девчонка — все равно. Но ведь это тоже неправда!
Когда в нашем классе избирали председателя совета отряда, то предложили кандидатуру Анчи Париковой. Я закричал, что за девчонок я голосовать не буду.
Учительница спросила меня почему? Но я ничего не ответил. И так учительница заступается за девчонок. Даже когда ничего не говорит, все равно она за них, потому что сама девчонка.
Председателем совета отряда все равно избрали Анчу Парикову. Когда мы шли из школы, я подставил Анче ножку — пусть не задается! А она забросила мою шапку в какой-то сад.
— Так тебе и надо! — сказал Миша Юран. — Зачем пристаешь? — И подсадил меня на забор.
Потом я сказал, что девчонки — глупые гусыни, умеют только зубрить, жаловаться и по любому поводу реветь, да к тому же они неуклюжие.
Я равноправия не признаю и Анчу Парикову тоже.
Миша сказал, что он Анчу признает, потому что сейчас ревел я, а не она. И на уроке труда она получила пятерку, а я тройку, да еще отпилил себе кусок ногтя.
Яно начал подсмеиваться над ним и сказал:
— Миша собирается жениться!
И все засмеялись.
— Замолчи! Это ты собираешься! — сказал я, потому что Миша мой друг.
Все начали кричать: «Жених, жених!» Но мы их разогнали, так как Миша самый сильный.
Потом мы шли только вдвоем и разговаривали. Мне было как-то досадно из-за Анчи, но я ничего не стал говорить, чтобы Миша не думал, что и я думаю, будто он собирается жениться.
Но Миша сам сказал, что есть такие девчонки, которые бы могли быть мальчишками. А есть такие ребята, что хуже девчонок.
Я сказал, что и я понял это, когда Анча получила пятерку по труду, а я. получил только тройку.
Миша сказал, что никто сам не выбирает, кем родиться. Вот и он должен был родиться девочкой, потому что его родители хотели девочку. До самого первого класса у негр были длинные волосы, но, к счастью, однажды отец велел остричь его, и теперь он все-таки мальчишка.
Я рад, что он мальчишка!
Потом я сказал:
— А об этом равноправии я совсем так не думал. И девчонок я вообще-то признаю и Анчу Парикову тоже. — И еще я добавил: — Если бы ты был девчонкой, то и я бы хотел стать девчонкой. А если бы это было невозможно, так я бы поженился на тебе.
Миша самый умный.
СТЕНГАЗЕТА
Наша стенгазета висит на стене нашего шестого класса, и она очень прославленная, потому что все хотят ее читать.
Когда мы в сентябре избирали редколлегию, мы еще не знали, что будем такими прославленными. Но все равно мы хотели все, чтобы нас выбрали, потому что в первой стенной газете пишутся имена членов редколлегии, и все завидуют им — думают, что они самые умные.
Но Анча Парикова сказала, что все не могут быть в редколлегии. Кто же будет ухаживать за овощами на мичуринском участке?
Тогда мы избрали только двух писателей, а именно Бучинского и Елишу Кошецову. Художниками мы избрали Анчу Парикову и меня — Мирослава Фасолинку. Это хорошо, потому что она рисует земные вещи, а я небесные, то есть ракеты, спутники и вселенную. И Миша тоже по небесным делам специалист, так как пишет заметки астронавта. А Канторис больше по технике. У нас есть еще четыре помощника. А Анча Парикова председатель редакционной коллегии.
Первую стенгазету мы делали у меня дома, и она вышла ужасно большая, чтобы мы все на ней поместились.
Потом Анча пририсовала к именам писателей гусиное перо, а к художникам — палитру. Мишу нарисовали на космическом корабле, а меня на парах газа, который вылетает из корабля. Канторис нарисовал себе искусственную голову. Пусть каждому ясно, кто на что годен.
Наша стенгазета всем нравилась. Только Червенке не нравилась, потому что он обижен на нас. Мы бы и его избрали в редколлегию, так как он все знает, правда, только на экзаменах, а без экзаменов он ничего не знает. А Канторис на экзаменах ничего не знает, но когда нет экзаменов, то он знает все по технике.
Потом мы каждые две недели делали новую стенгазету и писали в ней о классных событиях, а лентяев и обманщиков критиковали. Некоторые даже стали нас бояться. Но мы не боялись никого.
Кому не хотелось идти на заседание редколлегии, те и не ходили. Но я ходил. И Анча Парикова тоже, потому что нам очень нравится рисовать. И вот раз, когда мы остались только вдвоем, Анча Парикова сказала:
— Никчемная эта работа, потому что сначала все лезли в редколлегию, а теперь даже и носа не покажут, а увиливают. А мы должны за них работать.
Я сказал, что Миша болен, и это действительно так и было.
— Знаешь? Не будем мы делать стенгазету! — сказала Анча. — Какой толк нам рисовать, если наши писатели ничего не написали. Лучше я созову на среду собрание отряда, и мы поговорим об этом.
И созвала, потому что Анча — председатель нашего отряда. Когда мы шли на собрание, я сказал Канторису и Бучинскому, потому что разозлился на них:
— Больше вам не придется работать в газете! На орехи достанется. Вот увидите!