Золотая шпага
Шрифт:
Она улыбнулась ему сквозь слезы, словно солнышко выглянуло из-за тучки:
– Я – нет! Я всю жизнь любила только вас.
– Да, за такое постоянство уже не выпорешь… Оля, я вернусь сразу, как только узнаю, в чем дело.
– Я буду ждать.
Он скупо улыбнулся:
– Надеюсь, на этот раз это не займет столько времени.
Она притворно ужаснулась:
– Я и так уже старая дева! Возвращайтесь побыстрее.Но… если понадобится, я буду ждать еще столько же.
Слегка взволнованный предстоящим свиданием, Засядько быстро поднимался по широкой мраморной лестнице царского
В первом зале Засядько встретил камергер в раззолоченном мундире и повел через анфиладу комнат. В них толпились сиятельные чины в ожидании аудиенции. Генерала провожали завистливыми взглядами. В одной из комнат камергер велел ему подождать. Появился другой проводник в чине генерала и повел Засядько дальше.
В огромном кабинете за массивным столом сидели двое. Высокий сгорбленный человек с нездоровым бледным лицом и большими печальными глазами и полный его антипод: румяный, с торчащими, как у кота, усами, смеющимися глазами, стройный и поджарый. Засядько узнал в первом императора, а во втором – его младшего брата, великого князя Михаила. Оба они были без орденов и регалий, в повседневной одежде.
– Ваше императорское величество… – начал было Засядько, но Александр прервал его нетерпеливым жестом, кивнул в знак приветствия и указал на свободное кресло. Несколько обескураженный таким неофициальным приемом, Засядько пытался угадать причину. Руки императора дрожали, глаза неестественно блестели. Возможно, сказывалось увлечение квакерством. Всему Петербургу было известно, что царь давал аудиенцию делегации квакеров, молился и плакал вместе с ними, целовал руки их старейшине Аллену.
Великий князь вышел из-за стола, с наслаждением размял кости. Засядько вскочил, вытянулся, повернул голову в сторону Михаила, у которого были знаки различия генерала-фельдцейхмейстера.
– Сядьте! – сказал Александр повелительно, пристально вглядываясь в Засядько. Тот почтительно выдержал взгляд императора. – Александр Дмитриевич, – продолжил он, смягчив тон, – какого вы мнения о нашей артиллерии?
Вопрос был неожиданным, но не застал Засядько врасплох. И он ответил уверенно:
– Пока одна из лучших в мире. Если точнее, то – лучшая.
Император остался доволен ответом, однако Михаил уцепился за слово «пока».
– А каковы перспективы?
Засядько вопросительно посмотрел на императора. Тот благосклонно кивнул, давая понять, что они не в армии и отвечать можно, не спрашивая позволения старшего по чину.
– Потом отстанем, – отрубил Засядько.
Александр нахмурился. Михаил многозначительно взглянул на брата.
– Почему же так? – спросил Александр.
– В Европе уже есть артиллерийские заведения, которые готовят знающих инженеров-артиллеристов. У нас же такого нет. Артиллерийское дело, как и любое другое, не может стоять на месте. Должно развиваться.
Александр нахмурился, опустил голову. Михаил одобрительно закивал. Засядько понял, что великий князь, очевидно, добивается у брата создания в России высшего училища для инженеров-артиллеристов.
Царь задумчиво стучал тонкими нервными пальцами по столу.
– Александр Дмитриевич, мы тут с братом, обсудив, решили создать высшее артиллерийское училище.
Засядько на мгновение смешался. Во время разговора он ждал, что речь пойдет о его ракетах. Тогда бы он выложил самые веские доводы! А училище для артиллеристов…
Михаил, видя, что генерал колеблется, вступил в разговор:
– Александр Дмитриевич, мы долго перебирали кандидатуры. Сошлись на вашей. Во главе высшего артиллерийского училища должен стоять исключительно знающий человек и с широким кругозором. Все его организаторские способности должны быть направлены на создание лучшей в мире школы артиллеристов. Вам будут предоставлены широкие полномочия для подбора преподавательского состава и учащихся. Лишь бы вы создали российскую школу артиллерийской науки!
«Не то, что я хотел, – быстро прикидывал Засядько, – но и это немало… Судьба будущего артиллерии России… Можно заложить такие традиции, что российская школа станет сильнейшей в мире. И при ней можно будет завести класс ракетчиков…»
– Сочту за честь, – сказал он, – но программы…
– Составите сами. Кто лучше вас знает, что нужно преподавать артиллеристам? Будьте в училище полным хозяином. Единственное требование: дайте России знающих инженеров-артиллеристов!
– Хорошо, – ответил Засядько. – Берусь. Когда вы полагаете открыть училище?
Михаил опередил брата с ответом:
– Чем скорее, тем лучше!
– Но у меня есть дело личного характера…
Александр насторожился, а Михаил с любопытством вытянул шею.
– Мне нужно вернуться в Одессу. Я собираюсь жениться.
Император довольно улыбнулся, протянул руку для поздравления:
– Рад за вас, Александр Дмитриевич! Поздравляю от души. Честно говоря, в такой роли вы еще больше подходите для должности директора. Солидный женатый человек…
Михаил расхохотался:
– Засядько – солидный! Ну насмешил. Впервые встречаю такого несолидного генерала. Вечно какие-то идеи… Но если шутки в сторону, то вы нас очень порадуете, когда со свойственной вам энергией возьметесь за организацию училища.
Засядько понял, что разговор окончен, и поднялся. Александр проводил его до дверей и уже у порога сказал:
– Кланяйтесь от нас своей невесте!
…Не задерживаясь ни дня в Петербурге, Засядько возвратился в Одессу. Его ждал странный и неприятный разговор, к которому он не знал как подступиться. Грессер оставался его противником. А с того времени, как вырвал его с семьей из рук разбойников, затем из рук турок, бессильная ненависть только усилилась. Да и Кэт ляжет костьми, но не отдаст свою дочь тому, клятву которому нарушила.
Они встретились на приеме у графини Шишикиной. Грессеры опекали Олю плотно, когда узнали, что она ездила на конях с Засядько, но на этот раз ей удалось ускользнуть.
За эти несколько дней она похудела, глаза блестели сухо. Но когда увидела, как он вошел в залитую светом залу, румянец залил ее щеки, она едва не бросилась навстречу бегом. В глазах сразу появился живой блеск, лицо налилось жизнью.
Он остановился, пораженный ее чистой блистающей красотой. Ее гордо приподнятые скулы сейчас были еще заметнее, глаза блистали, как две утренние звезды, омытые росой. Ее пухлые губы чуть приоткрылись в нетерпеливом ожидании.