Золотая свирель
Шрифт:
— Почему их вообще посадили в клетки?
— Чтобы прекратить войну, зачем же еще. Стеклянный Остров в руках врагов, а фоларэг до сих пор достаточно сильны, чтобы отвоевать его обратно.
— Королеве настолько необходим этот клочок суши?
— Знаешь, Лесс, сколько за него крови пролилось? Страшное дело. Кровь эта не только впиталась в землю и смешалась с водой. Остров стал символом, сердцем и смыслом. Он объединяет не только миры, но и племена. Когда-то он объединял фоларэг, теперь объединяет сумеречный народ. Не будет острова — не будет Сумеречного Королевства. Ну и по мелочи — остров действительно непрост. Короли не зря его вожделели. Эта горстка
— О, да, — пробормотала я. — Мне казалось, я разваливаюсь. Особенно в начале.
— А потом привыкла. Эх, человеческий разум поразительно изобретателен в своем нежелании менять картину мира. Этот барьер наскоком не взять, будем потихоньку подкапываться.
— О чем ты говоришь?
— Не важно, просто старческое бормотание. Итак, остров. Когда-то этот остров вожделел Изгнанник, он же Король Ножей, тогда еще бывший просто Сумеречным Королем. Вожделел настолько, что продал душу Полночи, а в Сумерках такого не прощают. Короля выперли, его сменила Королева, и именно она сумела заполучить Стеклянный Остров. Королева поставила на смертиных, на особенных смертных, на смертных, не связанных ни с Сумерками, ни с Полночью. Рискованный шаг, еще никто ничего подобного не делал. Игра стоила свеч — смертным удалось то, что не удавалось ни сумеречным воинам, ни сумеречным магам.
— Это был Лавен Странник и его люди?
— А, два и два сложила? Молодец. Так вот, Королева получила остров и власть, а Лавен со своей бандой — дареную кровь и новые земли, на которых, если прежних жителей перерезать или взашей прогнать, можно построить новое королевство. У Лавена губа была не дура, он и подарки взял, и что плохо лежит под шумок уволок.
— Это ты про святую Невену?
— Про Невену, госпожу кошек. Сестрицу нашей Королевы. Впрочем, «плохо лежит» — это я погорячился. Она сама за смертным пошла. Любовь там, говорят, была неземная.
— Чего ты такой злой? — удивилась я.
— Я найл, елки-палки. — Амаргин фыркнул. — Фоларэг были когда-то богами моих предков. Такая толпища богов. Сейчас всего трое остались. А твои предки, — он ткнул в меня пальцем, жестким как гвоздь, — твои предки моих богов обставили и в клетки заперли. Что мне теперь, плясать от радости?
— А почему ты их не отпустишь, раз они твои боги?
— Не мои, а моих предков. Разницу видишь?
— Вижу. Но все равно — они же тебе, считай, почти родные. Их там голодом морят!
— Проклятье, Лесс! Наверное, у меня есть причины этого не делать, как ты считаешь? Наверное, не из лености я не захаживаю на Стеклянный Остров, а? Наверное, я уже про это думал, взвешивал и давным-давно принял какое-то решение, нет? Что глазами хлопаешь?
— Амаргин… — прошептала я потрясенно. — Ты вышел из себя.
Он отвернулся и несколько раз глубоко вдохнул и с силой выдохнул.
— Да, — сказал он. — Тьма меня побери. Слабое место, и ничего с ним не поделать. Стыд и срам. — Он сел за стол напротив меня, помолчал, потом хмыкнул. Тонкие губы расплылись в знакомой усмешке. — Мозоль полторасталетней давности, пора бы окаменеть. Ан нет, взвиваюсь даже от такой невеликой тяжести как твой каблучок, Лессандир. Выводы? Выводы неутешительны. Эх, Чернокрылый меня бы сейчас уделал. Ладно, давай дальше. Что там у нас еще? Ты спрашивала, кто такой фолари. Я вроде рассказал.
— Я… я хотела спросить. Когда Ирис дрался с фолари, Королева,
— Лесс. — Маг покачал головой. — Кажется, я тебя уже предупреждал. Уподоблять жителей Сумерек людям — большая глупость. Они не люди, хоть иногда очень похожи. Не суди того, чего не понимаешь.
— Но они делали ставки, словно это забава, а не смертный бой. А он ведь один из них, он даже не воин — музыкант! Невиновный, взявший на себя мою вину. Я не понимаю!
— Лесс, это ведь был суд судьбы, так? Это ты понимаешь? Прекрасно. Как ты думаешь, была ли у Врана, у Королевы и у всех остальных какая-то возможность повлиять на судьбу?
Я помотала головой. Как на нее повлияешь?
— Ты не права. Возможность была. И они ее использовали. Заключая друг с другом пари на исход поединка, они вводили в действие очень серьезный элемент — свою удачу. Повторяю, они не люди, и удача для них — не пустой звук и не случайность. Бросив свою удачу на весы, они присоединяли ее или к удаче Ириса, или к удаче фолари. А на какую чашу ее бросить — каждый выбирал сам. Просто так отдать удачу Ирису нельзя — это суд судьбы, вмешательство извне здесь запрещено. А вот спор с другим зрителем — то, что надо. Небольшая хитрость, хитрость отчаяния. Поняла теперь?
Я кивнула, пристыженная. Надо было не скандалить и не орать как ненормальная, толку от моих скандалов… Надо было делать ставки, черт побери! Ведь Ирис победил. Одолел противника, в десятки раз сильнее его самого.
— Да, — пробормотала я. — Ирис прикончил эту тварь. У него оказался крохотный ножичек, такой малюсенький. Он, наверное, необычный. Перо… перо…
— Перо Нальфран. Одной из оставшихся у найлов богинь.
— Она тоже фолари?
— Да. Но и богиня на самом деле. Перо Нальфран — тоже орудие судьбы. Видишь, сколько в том поединке было подводных течений? Некогда Тот, Кого Нет отдал Нальфран свои крылья. Перья их похожи на лезвия и обладают странным свойством — они рассекают то, что дОлжно быть рассечено, и не рассекают то, что не дОлжно.
— Тот, Кого Нет?
— Или Та, Кого Нет. Всего лишь имена тайны. Божество непостижимого, воплощенная загадка. Его иногда называют Рун. Нальфран заполучила его крылья, но только носит их, волшебные свойства перьев ей неподвластны. Между прочим, Рун вернулся к своему народу и сидит в застенках вместе со всеми. Только, говорят, он заснул, и душа его размылась по всем мирам как капля крови в морской воде.
— Погоди… это не он сидит в проходе между клеток, весь в пылище? Я там наткнулась на такую статую окаменелую, сидит, лбом в коленки уткнувшись, только руки видны когтистые. Не дышит совсем.
— В проходе?
— Ага. Я так и не поняла — это женщина или мужчина?
— В проходе! — Амаргин сокрушенно покачал головой. — Даже в клетку не вошел… в проходе сел. Я не знал.
— Это он или она?
— Никто тебе на этот вопрос точно не ответит. — Амаргин хмыкнул. — Как и какого цвета у него волосы, и сколько пальцев у него на руке. Сколько у него на руке пальцев?
— Пять.
— Ты уверена?
Я не была уверена. Точно вспомнить не смогла. Помню, когтищи меня впечатлили, и форма руки странная.. Но вот сколько пальцев…