Золотая женщина
Шрифт:
– Андрей Владимирович, завтрак готов. Кушать пора! – напомнила Нюра.
– Да какое там кушать! – плачущим голосом закричал хозяин. – Вика сбежала!
– От вас?! Нет, не может такого быть.
– Нюра, твоя хозяйка – сумасшедшая! Она на все способна!!!
Невыносимая боль. Везде, в каждой клеточке тела…
Вика застонала и попыталась повернуться на бок. У нее не получилась. «Перелом позвоночника… – мелькнула обреченно мысль. – Все, я теперь инвалид. Руки и ноги ничего не чувствуют! Голова…»
Образ
Потом рядом зашуршала трава, и Вика услышала надтреснутый старушечий голос:
– Любаша?.. Любашенька, ты, что ль? Не, не она…
Вика, все еще не в силах открыть глаза, пробормотала:
– «Скорую»… Вызовите «Скорую», пожалуйста! Я умираю…
– Эва… ишь чего захотела! – возмутился голос. – У нас, милая, отродясь никаких «Скорых» не водилось… Сама пойдешь, али мужиков позвать?
Вика с трудом разлепила глаза, подняла голову – перед ней стояла старушка лет восьмидесяти, с палкой, неказисто одетая.
– Ка… каких мужиков?! Зачем?! – обалдело пробормотала Вика.
– Ясно зачем… До дому тебя тягать. – Старуха осторожно потыкала Вику палкой.
– Меня – чего?!
– Эх, совсем плоха, видно… – заявила старуха. Потом, подумав, изрекла: – Не, без мужиков никак!
И повернулась к Вике спиной, собираясь идти за этими самыми «мужиками».
Вика задергалась, пытаясь встать. Как ни странно, но руки-ноги постепенно начинали подчиняться ей. Значит, она не парализована!
– Стойте! Не надо никого звать! – просипела Вика вслед старухе. – Я… я сама.
– Оно и правильно… – обрадовалась старуха. – Мужики вчера самогонку пили, сейчас их не добудесси, поди. А самогонку-то Макаровна гнала! Ее самогонку пить – последнее дело…
Вика кое-как встала, огляделась – в нескольких метрах от нее дымился полуобгорелый остов машины.
Прикоснулась ко лбу – на нем пульсировала гигантская шишка.
– Скажите, а как… все-таки… вызвать врача? У меня, кажется, сломаны ребра, рука… сотрясение мозга… отбиты все внутренние органы… перитонит… до завтра точно не доживу…
– Ну, это уж как бог решит… Не нам знать! – философски изрекла старуха.
Вика шла за своей новой знакомой и сама не понимала, как еще ноги ее держат. У нее было ощущение, что еще пять, десять минут – и она точно умрет.
Платье на ней обгорело, все видимые участки тела были покрыты ссадинами, а что внутри творилось, насколько там все было разбито-раздавлено – лучше и не думать…
Деревня производила удручающее впечатление – унылые покосившиеся домишки, пыльные деревца вдоль дороги.
На одном из домишек висела бледная, почти выцветшая надпись: «Больница».
– Так вон же… вон же больница! – держась за ноющий бок, простонала Вика.
– Ну да, была раньше больница, – согласно кивнула ее спутница. – Только давно очень. Когда наш колхоз передовым был. Колхоз-миллионер! А теперь в этой больнице только ветер гуляет. Эх, были раньше времена… – И старуха пустилась
За одним из заборов стояла пара – тощий мужчина и унылая немолодая женщина с огромным животом. Выставив вперед ладонь, Вика попыталась загородиться от их любопытных взглядов. И вдруг подумала: «Девятый месяц, тазовое предлежание». Тетка была на девятом месяце беременности, и плод внутри ее находился в неправильном положении – вот что возникло в гудящей Викиной головушке. «Дура! – тут же осадила она себя. – Я ж эту тетку не пальпировала, УЗИ не назначала, с чего придумала про тазовое предлежание?! У меня сотрясение мозга, это точно…»
– Здрасте! – крикнула старуха через забор, потом повернулась к Вике: – Митяй и жена его, Нинка. Митяй у нас справный мужик, не пьет. Вон, машина у него есть…
Позади Митяя стоял «Москвич-412», с замазанными пятнами ржавчины. И Митяй, и жена его Нинка таращились на Вику с простодушным, тупым удивлением.
Вика отвернулась.
У старухи был дом такой же старый, как и она сама. Перед домом росли яблони, чуть в стороне – ровные ряды грядок. Вика с отвращением посмотрела на торчащую из земли зелень…
Старуха помогла Вике взойти на покосившееся крыльцо, пустила внутрь. В доме царила полутьма и пахло как-то неприятно – чем-то кисловатым, затхлым, густым.
– Ложись-ка вот сюда… Глядишь, и оклемаешься. – Старуха подвела ее к низкому топчану, покрытому пестрой заштопанной тряпкой.
Вика покорно легла на топчан, сложила руки на груди. Перед глазами все кружилось.
– Я не боюсь… чего бояться? Я давно этого ждала… – едва слышно прошептала Вика. Она ждала свою смерть.
– Чего? – крикнула старуха, возясь у печи. – Чего сказала, что ли?
Вика вздохнула и произнесла громко, торжественно:
– Скажите, бабушка, а вы верите в загробную жизнь?
– Неча всяку ерунду думать… – фыркнула старуха. – Садись вот, покушай… – Она поставила на стол облезлую кастрюлю. – Как звать-то?
– Меня? Виктория. Вика…
– А меня бабкой Зиной кличут. И ты так обращайся. У нас просто, без церемониев… Иди сюда.
Вика застонала. А потом поднялась и села – из какого-то упрямства. Увидела свои вечерние туфельки – рваные, со сломанными каблуками.
Баба Зина принялась охотно вещать:
– …Так вот – у нас, милая, дохторов уже лет двадцать нет. Без них обходимся… Недели через три, а может, боле – фершал приедет, который район объезжает… Но только в том случае, если «козлик» его не поломался. Вот о прошлом годе поломался – так целое лето мы этого фершала не видели!
– Какой еще козлик?.. – недовольно морщась, пробормотала Вика. Представила бородатого мужика в белом халате, верхом на козле. – Зачем? Почему ваш фельдшер не хочет пересесть хотя бы на лошадь?.. – И тут она вспомнила, что произошло на дороге. – Лошадь… Баба Зина! Я из-за лошади в дерево врезалась! – закричала Вика.