Золотце ты наше. Джим с Пиккадилли. Даровые деньги (сборник)
Шрифт:
– Мъжчины! Естесссно! Всегда ищи мущън.
– Вам не нравятся мужчины?
– Тьфу! Суффръжсткъ, – представилась она, пронзительно глянув на миссис Пэтт, причем казалось, что левый глаз вот-вот выпрыгнет из-под мохнатой брови. – Ъ вы кък?
Миссис Пэтт суфражисткой не была, но, хотя у нее имелись веские доводы против этого движения, ничто не заставило бы ее предать их сейчас огласке. Все ее существо содрогалось от одной мысли о споре с такой женщиной. И она поспешно вернулась к главной теме.
– Сегодня утром к нам явился молодой человек и назвался моим племянником, Джеймсом Крокером. Но он – самозванец. Я хочу, чтобы вы пристально следили за ним.
– Чь ему нъдо?
– Не
– Тък, тък, – отозвалась мисс Тримбл и доверительно прибавила: – Слышът-ка, двърецкий этъ въш – еще тът тип!
Миссис Пэтт широко распахнула глаза. Да, вот это сыщик!
– Вы это уже установили?
– Ръз плюнъть! – Мисс Тримбл залезла в сумку и вынула фотографию. – Вън, смътритъ! В ръзъске. Тъчно.
– Мы с мистером Старджисом оба думаем, что он орудует заодно с моим мнимым племянником.
– А то! Лъднъ, обоих застукъю.
И, сунув фотографию в сумку, она зловеще клацнула замком.
– Есть еще одна версия, – объяснила миссис Пэтт. – Другой мой племянник, Уильям Патридж, изобрел необыкновенную взрывчатку. Вполне вероятно, что эти люди явились, чтобы украсть ее.
– А то! Мущины, чъ с них взять! Эх, зъсадить бы их всех, къкая бъ жъзнь пъшла!
Девица-детектив бросила хмурый взгляд на Аиду, точно заподозрила в ней признаки ненавистного пола, хотя та, выбравшись из корзинки, мирно стряхивала остатки сна ритмическими упражнениями. Миссис Пэтт невольно гадала, какая же трагедия вызвала у ее гостьи такую острую ненависть к мужчинам. По внешнему виду не скажешь, что ее легко одурачить. Да и вообще, только слепой и уж очень влюбчивый станет с ней связываться! Она все еще ломала голову над тайной, когда гостья заговорила:
– Ну, чъго тъм еще у въс?
– Простите?
– Фъкты, фъкты. Дъвайте, гъните!
– Да-да, – заспешила миссис Пэтт и приступила к краткому обзору подозрительных обстоятельств, которые заставили ее прибегнуть к помощи специалистов.
– Лорд Уизбич? – перебила мисс Тримбл. – Ктъ тъкой?
– Наш большой друг.
– Лично за него ручътесь? Не мъшенник?
– Ну что вы! Он – мой большой друг.
– Ладно, пърядок. Все? Тъгда я пъшла.
– Вы можете переехать в нам сразу?
– А то! Чъръз десять мънут. Къстюм тут, рядом. Я в нем ръбътьла у Марлингов. Ръзвод. Тьфу, бъгъчи! Бъздъльники! Вечно вляпъются! Ну, пъка.
Почти теряя сознание, миссис Пэтт обмякла в кресле. Силы ее были на исходе.
Внизу, в холле, мисс Тримбл приостановилась и оглядела статую, стоявшую у подножья лестницы. Это творенье искусства ей явно не понравилось.
– У-у, бъздъльники! – сказала она – Бр-р! Тьфу!
Дородная фигура Крокера маячила у заднего крыльца, грозная девица устремила на него пронзительный левый глаз. Крокер содрогнулся. Его грызла совесть, что, как утверждают философы, хуже всего для преступника. Почему этот взгляд пробрал его до печенок, объяснить бы он не сумел. Она была ему совершенно не знакома и не могла ничего о нем знать. И все-таки он содрогнулся.
– Эй! – заметила она. – Мъня съда гърничной бърут.
– О? – жалко пролепетал Крокер. – Э?
– Гр-р-р! – рыкнула на него мисс Тримбл и удалилась.
Глава XVIII
Библиотека, куда Джимми направился после разговора с тетей, располагалась на первом этаже и выходила окнами на юг. Стеклянные двери вели из нее на лужайку, доходившую до высокой каменной ограды с маленькой калиткой. В общем, все планировалось так, чтобы создать впечатление, будто тут загородный коттедж, а не дом в центре города. Городская резиденция Пэттов изобиловала такими сюрпризами.
В один
Джимми посмотрел на сейф, за стальными дверцами которого, видимо, хранилась пробирка патриджита, и перенес внимание на полки. Беглый обзор не открыл ничего такого, чем можно было бы поразвлечься, пока не вернется Энн. Литературные вкусы влекли его к современным романам, а у Пэтта, по всей видимости, не было ни единой книги, написанной позднее XVIII века, да и то в основном – стихи. Джимми повернулся к письменному столу у окна, на котором тоже стояла полка с книгами более современного вида. Вытянув одну наугад, он распахнул ее.
И тут же с отвращением отбросил. Опять стихи! Этот Пэтт просто помешан на поэзии. Бросив последний взгляд на полку, Джимми приготовился нести вахту без чтения, но тут глаз зацепил имя на обложке последней книги в ряду – столь неожиданное, что он вгляделся попристальнее, не веря своим глазам.
Нет! Все правильно! Вот оно, золотыми буквами:
ЭНН ЧЕСТЕР «ОДИНОКОЕ СЕРДЦЕ»
В полном оцепенении Джимми взял томик. Еще и сейчас он был склонен выгораживать рыжеволосую богиню, тешась предположениями, что стихи написала ее однофамилица. Среди многих его недостатков был и такой: он терпеть не мог, прямо презирал, сентиментальную поэзию, а уж тем паче – сентиментальных поэтов, в особенности женщин. Не может быть, чтобы Энн, его Энн, полная достоинств, Энн, сумевшая вдохновить почти незнакомого человека на такое преступление, как самозванство, написала «Одинокое сердце» или вообще стихи! Наскоро пробежав первые подвернувшиеся строфы, он содрогнулся. Ну и патока! Из той муры, какой забивают журнальные страницы, когда не хватает детективных рассказов. Именно это длинноволосые идиотки читают своим дефективным дружкам в провинциальных салонах. Короче, полная гадость. Нет, не может быть, чтобы это сочинила Энн!
Но в следующий миг страшная правда оглушила его. На титульном листе вилась надпись:
Моему дорогому и любимому дяде Питеру
С любовью от автора
Энн Честер
Зал завертелся, да так, словно лучший друг ранил его нежнейшие чувства или возлюбленная огрела сзади мешком с камушками. Долю секунды он просто стоял. Преданность прекрасной Энн пошатнулась, будто он застиг ее на преступлении, разоблачившем в ней такие пороки, о которых он и не подозревал.
Но тут он заметил дату издания – и тучи рассеялись. Он снова любил свою Энн. Мерзопакостная книжка опубликована пять лет назад!
Волна жалости окатила Джимми. Больше он ее не винил. Пять лет назад она была в том нежном возрасте, когда человек еще не отличает добра от зла. Ее нельзя винить, что она сочиняла сентиментальные стишата; он и сам в таком возрасте мечтал стать эстрадным певцом. Юности надо прощать. И, умиляясь всепрощению, он принялся листать страницы.
Но тут с ним стало твориться нечто любопытное – ему казалось, будто он уже листал их. Рано или поздно такое чувство испытывает каждый. Он был почти убежден, что не в первый раз видит стишок на двадцать седьмой страничке, озаглавленный «Элегия». Встречались строчки совершенно знакомые. Люди, разбирающиеся в таких вещах, объясняют, что дело тут в клетках мозга, которые что-то такое делают; ну, в общем, что-то, связанное с мозговой деятельностью. Скорее всего это и происходит с ним сейчас.