Золото Ариеля
Шрифт:
Она произнесла:
— Я думала, вы ушли.
— Именно так вы и поступаете, стоит мне уйти? Покидаете дом и оставляете сына одного?
— Я оставила его с няней, — ответила Кейт.
— Я только что был у него. Он болен. Он еле дышит. Как вы можете оставить его?
Она побежала к сыну и увидела, что он действительно дышит с большим трудом. Пелхэм уже послал за врачом, который пришел и сказал, что он мало что может сделать для такого маленького пациента; он рекомендовал камфору, поскольку более сильные лекарства не подходят для младенца, которому нет еще и двух лет. Придется подождать, когда пройдет приступ. Он вернется позже. Себастьян
Она укачивала Себастьяна, и плач его стихал. Дышать ему стало легче. Письмо Рейли тяжким камнем лежало у нее в кармане.
Она оставалась с сыном и ждала, когда вернется врач. Порой Себастьян засыпал, порой он просыпался и судорожно всхлипывал. Время шло. Когда ближе к вечеру врач вернулся, Себастьян дышал уже легко. Небо потемнело, и слуги зажигали свечи.
Оставив сына на попечении няни, она позвала Бесс и сказала домоправительнице, шпионке Пелхэма, что ей нужно купить лекарства для Себастьяна. Потом, когда совсем уже стемнело, она и служанка наняли лодку до пристани Вул. Выйдя на берег, Кейт бессознательным движением плотнее завернулась в плащ.
Рейли предупреждал ее, что эти места оживают с наступлением темноты. Мужчины собирались на освещенных фонарями углах, смотрели, что происходит, обменивались новостями. Начали наполняться таверны.
Было что-то морское в облике этой части города, расположенной рядом с рекой и доками. Многие мужчины носили яркие, хотя и потрепанные костюмы, а в ушах у них были серьги с драгоценными камнями или золотые кольца. Кейт была хорошо одета и понимала, что этим привлекает к себе внимание. Хотя Бесс и шла рядом с ней, она чувствовала себя беззащитной.
Кейт уже почти подошла к тому месту, где, по словам Рейли, должна находиться свечная лавка, на середине Петти Уэлс. Здесь, в палатках и лавках, особенно там, где торговали съестным, еще толпились люди; обычно такие заведения торгуют до позднего вечера; но, пройдя дальше, она с огорчением увидела, что в свечной лавке уже темно и ставни закрыты.
Она обернулась, чтобы сказать Бесс, что им нужно торопиться обратно на пристань. Придется прийти сюда завтра. Но тут какой-то человек вышел из темного бокового проулка, а потом еще один, и они преградили ей дорогу. Сначала она решила, что они хотят ограбить ее, но они были одеты в темное платье и изъяснялись грамотно, не так, как все вокруг.
Первый сложил руки и сказал:
— Очень странное место для такой леди, как вы.
— У меня здесь дело, — ответила она с вызовом. — В свечной лавке.
— Ну-ну. Мы отправились за покупками, а? И не взяли с собой слуг-мужчин. А служанка только что исчезла в темноте. Необычная прогулка, как вы считаете, для леди вашего положения?
Мужчины надвигались на нее. Улица словно вымерла.
Второй мужчина сказал:
— Известно, что мастер Кобб, свечник, знается с пиратами и склонен к дурным поступкам. Какова истинная причина вашего прихода сюда?
Она высоко подняла голову.
— Я уже сказала. Причина чисто деловая. Мой отец был мореплаватель, после него остались секстанты и карты, которые я хотела бы продать. Я подумала, что мастер Кобб поможет мне избавиться от них…
— А мы думаем, — мягко сказал
В таверне «Петух», что на углу Олд-Дин-лейн и Шемблз, не привыкли к чужакам, и сначала на явившегося туда Неда завсегдатаи посматривали враждебно. Но когда он протянул руку за элем, кто-то заметил свежие рубцы на его руках; нескольких вопросов хватило, чтобы все выпивохи поняли, что Нед два года служил наемником в Нидерландах. К тому времени, когда он прикончил две пинты крепкого напитка, подаваемого в «Петухе», они уже считали его своим. Как сообщил ему Льюк вчера вечером, в этом месте собирались старые солдаты, и некоторые из них уцелели при осаде Остенде.
Нед знал, что Спиноле потребовалось три года, чтобы превратить великую прибрежную твердыню Остенде в обломки, прежде чем был подписан мирный договор.
— Я слышал, — сказал Нед, — что некоторые английские солдаты, когда попытались получить помощь для города были схвачены, и испанцы пытали их. В последние месяцы войны.
— Это верно, — согласились одни. — Они вышли ночью, чтобы добыть провизии и боеприпасов. Горожане умирали с голоду. Суда с боеприпасами не могли прорваться в течение нескольких недель. Эти храбрые солдаты пустились в путь под покровом темноты. Но они больше не вернулись. Проклятые испанцы окружили их и отвели в свой лагерь. Там их пытали, душили и жгли, привязав к столбу. И все время наш король и его советники здесь, в Лондоне, сытые, удобно расположившись в своих дворцах, вели переговоры о мире с королем Испании. Они умерли, эти солдаты. Все до одного.
Кто-то заговорил о военных событиях у Слюиса. Нед заказал еще эля и вдруг понял, что за ним наблюдает старый хромой солдат, сидевший за соседним столом. Он поманил его к себе. Неприятно дыша на Неда табачным дымом, солдат привлек его ближе и прошептал:
— Это неправда. То, что он сказал насчет Остенде. Не все, кто принимал участие в этой вылазке ради спасения, умерли. Один из них, который спасся, самым распрекрасным образом предал нас всех.
— Предал вас всех? Откуда вы знаете? Вы были там вместе с ними?
— Да. Я участвовал в этой вылазке. Предатель был англичанином. И он заранее сообщил испанцам, что мы собираемся выйти из Остенде в ту ночь, чтобы попытаться получить помощь от принца Морица в Слюисе. Этот англичанин, будь он проклят, был, верно, тайным католиком; он, верно, все время состоял на жалованье у испанцев…
И он сплюнул на тростники, которыми был устлан пол.
— Если он работал на испанцев, — сказал Нед, — почему они его пытали?
— Они хотели, чтобы все выглядело как взаправду, эти люди Спинолы, верно ведь? И я думаю, что они на свой лад презирали этого ублюдка за то, что он предал своих товарищей. Так что его наполовину придушили, как и всех остальных, пока испанцы допрашивали нас насчет планов голландцев и о боеприпасах.
Он протянул руку к своей кружке, которую Нед поспешил наполнить пивом.
— В середине допроса этого предателя, который к тому времени потерял сознание, унесли. Наши стражники-испанцы сказали нам, что он нас выдал. Сказали, что это их агент. Они посмеялись над нами — дескать, мы были такими дураками, что посвятили его в наши планы. Затем заявили, что он умер — они тоже не любят предателей, — но я знаю, что он выжил, проклятый. Я знаю, что он все эго пережил, потому что я снова встретил его.