Золото и мишура
Шрифт:
Через весь город от этого места, на Рашн-Хилл, еще одна молодая пара, Честер Коллингвуд и Элли Донован, тоже занимались любовью, когда началось землетрясение. Они держали друг друга в объятиях секунд пятнадцать, в то время как их деревянный дом скрипел и качался.
Затем высокая кирпичная труба обрушилась прямо на них.
На Ноб-Хилл картины Тициана, Рембрандта, Мане пьяно мотались на стене картинной галереи, той самой картинной галереи, где еще несколько часов назад сливки сан-францисского общества вкушали прекрасный обед. И вот сейчас с прозрачного
На втором этаже Эмма де Мейер Кинсолвинг Коллингвуд Левин села на постели. Привезенная ею из Праги большая хрустальная люстра раскачивалась, рассыпая свои хрустальные висюльки, которые падали, но звук их падения тонул в реве землетрясения.
— Дэвид! — крикнула она.
Ее муж сел на постели рядом с ней и обхватил ее руками. На них сначала упала люстра, затем большие фрагменты потолочных перекрытий, а потом рухнул и весь особняк.
Булыжная мостовая под ногами Дена Уайлдера шевелилась, словно чешуя некоего пробудившегося каменного дракона, и потому Ден крепко уцепился за фонарный столб, стоявший на Монтгомери-стрит. Он увидел, как надломился и рухнул церковный шпиль, вслед за ним и вся церковь, подобно смятой яичной скорлупе.
И затем, через тридцать секунд после начала, землетрясение так же внезапно прекратилось.
— Господи! — пробормотал Ден, отпустил фонарный столб и сделал несколько робких шагов, не будучи уверенным в том, что тротуар снова твердый. Более того, Ден сейчас был не вполне уверен, намерена ли та самая планета, где он прожил тридцать два года, вновь двигаться по прежней орбите и вообще вести себя как прежде. Вдруг на него напал нездоровый нервный смех.
— Эге-гей! — заорал он во всю глотку. — Я живой! Живой!!! — и сделал несколько па, характерных для джиги.
Прошло десять секунд, затем обрушился второй удар, еще более жестокий, нежели первый.
Джига Дена Уайлдера оборвалась, когда фасад здания, перед которым оказался молодой человек, вдруг отделился от остальных конструкций и упал, погребая под своей массой недавнего танцора.
В порту внезапно образовались огромные трещины, к которым даже страшно было приблизиться. Тротуары сморщились своеобразной гармошкой, со складками, достигавшими трех футов в высоту. Бордюры тротуаров оказались сметены, сметены были и береговые укрепления, лопнули газовые и водонапорные трубы.
Второй удар землетрясения длился двадцать пять убийственных секунд. Затем Великое землетрясение закончилось, разве только было еще несколько остаточных толчков, которые, однако, существенных разрушений не наделали. Сан-Андреасский разлом сдвинулся к северу, и от этого перемещения в пятидесятимильном радиусе произошли огромные подвижки на поверхности земли, хотя наиболее пострадал Сан-Франциско. Вода во многих местах залила сушу. Чайнатаун был почти полностью разрушен, равно как и другие кварталы бедноты, где располагались дома, выстроенные из случайных материалов, и без особого тщания. Хибары бедняков завалились в
Смерть, однако, оказалась демократичной: все дома на Ноб-Хилл были уничтожены, кроме одного. Им оказался особняк Флуда, расположенный напротив дома Эммы.
К полудню в городе начались пожары, дым которых затянул голубизну неба. На развалинах особняка на Ноб-Хилл копался Кан До, который прослужил там столько лет.
— Я не верю, — вновь и вновь твердил старый китаец, качая головой, — я не верю…
Каждую минуту тут и там он натыкался на какую-нибудь знакомую вещь, будь то обломок китайской вазы, сколотый угол картинной рамы, покореженный французский стул или серебряная позолоченная ложка от сервиза. Кан До и сам не знал, что он ищет, но что-то внутри него запрещало прекратить поиски. Может быть, он искал свое прошлое.
И вот он заметил человеческую руку, торчавшую из груды штукатурки, как бы указывая на небо. То была старая рука, с холеной ладонью и знакомым золотым колечком на безымянном пальце.
— Тайтай! — прошептал Кан До, упал на колени и осторожно дотронулся до похолодевшей руки. Из глаз его брызнули слезы. — Тайтай, — снова прошептал он, — зачем ты оставлять Кан До?
Для Эммы, Дэвида, Арчера, Честера, Элли, Себастьяна и Дена Уайлдера, равно как и для тысячи других людей — точную цифру так никто и не знает, — блеск и золото навсегда погасли.
Глава шестая
— Черт тебя побери, каким же ты оказался счастливым! — говорил некий толстый мужчина с большой сигарой и говором уроженца штата Теннесси. — Прямо-таки слепая, можно сказать, удача! Пока ты трахался на верхнем этаже, разрушился весь «Гранд-Отель», а у тебя только сломано запястье. Но самое лучшее, когда твоя постель сверзилась этажом ниже и она же прибрала мужа твоей подружки. И если мне кто скажет, что не это самое большое везение, то я уже и не знаю, что же это такое.
Генерал Дж. Дж. Ченнинг зашелся от смеха, и его объемистый живот заходил ходуном примерно так же, как за пять дней до этого ходил ходуном Сан-Франциско. Джимми, левая рука которого висела на перевязи, глупо ухмыльнулся. Они сейчас сидели в салоне яхты, принадлежавшей Дж. Дж., и яхта эта направлялась к острову Каталина.
— Да, похоже, что я и впрямь счастливчик, — признал Джимми. — Альма сказала, что это был самый лучший секс в ее жизни.
Владелец лос-анджелесской «Экспресс» при этих словах начал давиться смехом и, раскачиваясь в кресле, от полноты чувств хлопал себя по жирным ляжкам.
— Лучший секс… Ох, не могу! — тяжело дыша, хрюкал он. — О-йе! Сношение, потрясшее весь Сан-Франциско! Да, сэр, держу пари, что твоя подружка до самой смерти этого не забудет. Да, Джимми, но ведь у тебя погибло столько родственников, знаешь ли ты, сынок, об этом? Почти все! Ты только не принимай это слишком близко к сердцу. Однако мне кажется, что в действиях Господа есть нечто странное, когда он убивает твою милую бабульку и оставляет жить такого сукина сына, как ты, с легкой царапиной на руке. Как думаешь?