Золото и мишура
Шрифт:
— Что это ты делаешь на моей койке, белый, а? — прошептал, глядя ему в глаза, человек с таким злобным лицом, какого Арчер прежде никогда не видел. На правой щеке у него был огромный шрам, черные глаза пылали; лицо украшали ястребиный нос, высокие скулы, кожа имела темно-коричневый оттенок, а волосы на голове были черными и густыми. Человек этот буквально сорвал Арчера с койки и швырнул его на каменный пол камеры. — Я Джо Тандер, и никакой белый не смеет ложиться на мою койку, понял, белый?!
Высокий, мускулистый индеец был, судя по внешности, двадцати с небольшим лет. Он склонился над Арчером,
— Я не знал, что койка твоя, — зло выпалил он, пытаясь сесть. Джо Тандер сильно толкнул его, затем прыгнул ему на живот, ударив ногами с такой силой, что Арчер застонал от боли.
— А кому же, мать твою, эта койка принадлежит? Я провел в этой камере два года, так их и растак, я в ней хозяин, понял, белый?
Арчер обхватил Джо Тандера за колени и рванул на себя так, что индеец оказался в воздухе, сделал что-то вроде сальто назад и сильно ударился головой о металлическую дверь. Взвыв от боли и злости, индеец бросился на Арчера, который только поднимался на ноги. Арчер нагнул голову и, как баран, головой ударил Джо Тандера в живот. Тот вновь ощутил прелесть свободного полета, на сей раз перелетев через голову ловко пригнувшегося Арчера. Индеец едва не угодил в парашу. Встав на ноги, он бросился в атаку, и теперь они, ограниченные тесными рамками камеры, начали драться, крича и завывая. Шум, подобно ножу, вспорол тишину тюрьмы: заключенным других камер передалось истеричное возбуждение, и они тоже принялись орать и трясти двери своих камер. Весь корпус наполнился звериным ревом двух сотен мужчин, истомившихся по крику в условиях вынужденной тишины, этой странной новации в современной истории пенитенциарной системы. Раздались пронзительные свистки надзирателей. Громко топая по металлической гулкой лестнице, надзиратели бросились толпой к дверям камеры 41. Сержант Вулридж отомкнул замок, вместе с двумя охранниками ворвался в камеру, и они полицейскими дубинками оглушили дерущихся зеков.
— Обоих! В одиночки!!! — завопил Вулридж.
Один из тюремщиков схватил Джо Тандера и ударом дубинки по голове чуть не вырубил индейца. В тот самый момент, когда Арчер поднес руку, чтобы проверить, насколько серьезна рана над левым глазом, второй надзиратель схватил его. Обоих заключенных вытащили из камеры.
— Тридцать дней одиночки каждому!
— Эй, белый! — крикнул Джо Тандер. — Ты молодец, здорово дерешься!
Арчер едва ли понимал, что он кричит.
— Увидимся через месяц, — продолжал кричать индеец с каким-то маниакальным упорством. — Мы отлично сойдемся, увидишь!
— Молчать! — гаркнул Вулридж, с силой опуская дубинку на голову Джо Тандера.
Индеец застонал и рухнул на пол, потеряв сознание.
Глава восьмая
— Ямайка, — мягко произнесла графиня Давыдова. — До чего же прекрасно! Как во сне!
Русская леди стояла возле палубного ограждения левого борта корабля. Клипер скользил вдоль побережья этого карибского острова. В ослепительно ярком сиянии солнца узкая полоска белоснежного песчаного пляжа была границей, отделявшей воду от заросших деревьями склонов, которые переходили в сверкающие вершины гор. В прозрачных бирюзовых водах Ямайка являла собой подлинную сказку. Однако для Эммы, которая стояла рядом с Зитой, Ямайка выглядела зловещей.
— Почему он передумал? — спросила она, держа легкий кружевной зонт таким образом, чтобы яркие солнечные лучи не падали на лицо. — Отчего мы не плывем в Гавану?
— Капитан Кинсолвинг сказал, что изменил маршрут исключительно ради вас, — сказала Зита, которая также защищала зонтом лицо от солнца. — В Кингстоне есть синагога. По-моему, с его стороны это весьма тактично.
— Да, разумеется, однако… — Эмма прикусила губу. Ей нравилась Зита, однако она не была вполне уверена, что может доверить ей секрет, заключавшийся в том, что Скотт Кинсолвинг пообещал по прибытии в Гавану помочь ей весьма нетривиальным способом. И вот вместо этого корабль внезапно изменил курс и теперь подошел к Ямайке. «Он предал меня, — подумала Эмма, испытывая чувство, близкое к отчаянию. — Но почему? И можно ли рассказать обо всем этом Зите? Она так близка с папочкой, уж не передаст ли она ему наш разговор? И вообще, что делать?»
Эмма обернулась и увидела, как, заложив руки за спину, с улыбочкой на загорелом лице, к ней по палубе направляется Скотт. «Здоровенная обезьяна! — подумала она. — И какая у него улыбочка! А ведь он действительно предалменя. Будь моя воля, убила бы его!»
— Доброе утро, дамы, — произнес Скотт, приподнимая шляпу и делая при этом сдержанный учтивый поклон. — Согласитесь, для женитьбы лучшей погоды и желать нельзя, не так ли? А как себя чувствует будущая новобрачная?
Он усмехнулся, и Эмме показалось, что вместе с усмешкой все его ехидство выплеснулось ей прямо в лицо.
— Будущая невеста находится в убеждении, что церемония бракосочетания должна состояться в Гаване. — Она прямо-таки швырнула эти слова ему в лицо.
— Да, но Ямайка гораздо романтичнее. Вот вы знаете, например, что само слово «ямайка» происходит от старинного слова кубинских индейцев «хаумаск» и что…
— Меня абсолютно не волнует, что означает слово «ямайка», — перебила Эмма. — Но я отлично знаю, что означает слово «кинсолвинг». Оно означает «предатель».
Скотт рассмеялся.
— Как знать, как знать… К полудню мы бросим якорь в Кингстонском заливе, неподалеку от Порт-Ройал. Я предоставлю лодку, ваш жених сможет сойти на берег, а сойдя, подготовит все необходимое для бракосочетания.
— И вовсе он не мой жених, — почти крикнула Эмма, изо всех сил сжав кулаки.
— Можете называть его, как вам заблагорассудится, но завтра он женится на вас. Так что, — капитан вновь учтиво приподнял шляпу, — за сим разрешите откланяться.
Сопровождаемый взглядом Эммы он двинулся прочь.
— Эмма, дорогая, почему вы так враждебно настроены по отношению к капитану? — поинтересовалась Зита.
— В его облике есть нечто такое, чего я терпеть не могу.
— Ну, это же очевидно!
«Что же мне делать? — думала тем временем Эмма. — Я вовсе не хочу выходить за Дэвида. Мне нужен только Арчер. О, Арчер, где ты сейчас? Где ты, любовь моя?»
Зита увидела слезы в глазах молодой женщины и все поняла. Она дружески сжала руку Эммы, желая хоть как-то ободрить.