Золото и мишура

Стюарт Фред

Он заржал, а Скотт грозно нахмурился. Эмма вопросительно посмотрела на мужа.

— Что значит Дюпон-стрит?

— Этот парень, Слейд Доусон, — один из самых» очаровательных жуликов Сан-Франциско. Он владеет казино на Портсмут-сквер, заведение носит название «Бонанза» — «золотое дно».

— Так что же все-таки значит Дюпон-стрит? — повторила свой вопрос Эмма.

— А Чикаго — его подружка. Не хотел бы вас шокировать, графиня, но эта самая Чикаго — самая выдающаяся в Сан-Франциско «мадам».

— Хотя географические тонкости

мне не вполне понятны, — ответила Зита, — можете поверить, капитан, я вовсе не шокирована. Как бы там ни было, но в одном только Сан-Петербурге у нас четыреста двадцать maisons de passe ^[8], что позволяет говорить о проституции, как об одной из главных профессий России.

— Да, так что же все-таки значит Дюпон-стрит? — в третий раз поинтересовалась Эмма.

Скотт вздохнул.

— Это сердце Маленького Китая, — сказал он.

Глаза Эммы сузились.

— Чинлинг? — прошептала она.

— Да, — коротко ответил Скотт. — А вот и Кан До! — Скотт привстал и приветливо замахал рукой молодому китайцу, который стоял на пристани возле элегантного открытого экипажа. Кан До был одет в красивую красного цвета форму с золотыми пуговицами.

— А почему вы зовете его Кан До? — спросил Феликс.

— Видите ли, он говорит только на пиджин, этакой смеси английского с китайским, как, впрочем, и все здешние «поднебесиики» — так называют китайцев, поскольку они выходят из Поднебесной Империи. Эй, Кан До! — крикнул Скотт. — Лови носовой фалинь!

— Кан до ^[9]! — крикнул в ответ Кан До, в то время как один из матросов кинул ему трос.

— Теперь я понимаю, почему вы так его называете, — с улыбкой сказал Феликс.

«Не показывай своего гнева, — говорила себе Эмма, взбираясь по лестнице на причал. — Держи себя с достоинством, как подобает леди…» Но внутри у нее все клокотало. Было совершенно очевидно, что о Чинлинг в Сан-Франциско знали многие, и что отсылка к ее имени была чем-то вроде местной расхожей шутки. «Боже мой, — думала Эмма, — надо мной будет потешаться весь этого город! Такого я и помыслить не могла!»

На причале собралось немало народу. Эмма впоследствии узнала, что приход всякого судна собирал толпу, поскольку жители Сан-Франциско, будучи отрезанными от остального мира, были жадны до новостей. За небольшим исключением, эта толпа состояла из мужчин, довольно-таки непрезентабельного вида. Когда они заметили Эмму, которая, несмотря на большой живот, выглядела очаровательно в белом платье и белой, в тон платью, шляпе с перьями, с белым кружевным зонтиком в руках, — так вот, когда они ее увидели, то начали аплодировать и свистеть самым бесцеремонным образом.

— Капитан Кинсолвинг! — прокричал один молодой человек, приложив руку к глазам козырьком, чтобы лучше видеть. — Ты что же, привез новых девочек для заведения Чикаго?

Эмма была потрясена. Скотт же подошел к молодому человеку, схватил его за грудки и сильным ударом в челюсть отшвырнул наглеца в толпу. Возникла неловкая тишина.

— Друзья мои, — сказал Скотт, вытирая руки о штаны, — мы все отлично знаем, как мало женщин в Сан-Франциско. Однако мне не хотелось бы думать, что вы здесь настолько одичали, что при виде настоящей русской графини и моей жены способны подумать нечто иное, кроме того, что обе они представляют собой благороднейших дам, которых судьба привела в наш город, и которые непременно украсят собой Сан-Франциско.

— Капитан босс! — крикнул изумленный Кан До. — Хорошенький женшин ваш жена?

— Совершенно правильно.

— О, Боже… Боже… — только и сумел вымолвить Кан До, однако у Эммы возникло ощущение, что китаец порядком испуган.

Скотт проводил обеих женщин в ландо, верх которого был опущен; на козлах восседал еще один «поднебесник», одетый в яркий красный сюртук, отделанный золотым шитьем, в замшевые панталоны и хорошо начищенные кожаные сапоги. Нарядный костюм венчала ярко-красная шляпа с пером, которая показалась Эмме чудовищно безвкусной. Когда экипаж тронулся, кто-то из мужчин крикнул:

— А она красавица, капитан! Примите поздравления!

Скотт улыбнулся и приподнял шляпу.

— Вот теперь я начинаю понемногу понимать, что же имели в виду люди, называя Америку «Новым Светом», — сказала Феликс. — Эти люди обращаются с нами так, как будто все мы равны.

— Именно так они и думают, — сказал сидевший против жены Скотт. — На этом, предполагается, и стоит Америка.

— Вы говорите «предполагается», капитан, — сказал Феликс. — А у вас есть какие-нибудь сомнения в этом?

— Конечно есть. В Бостоне, равно как и в Нью-Йорке, и в Филадельфии, если вы имеете деньги — прекрасно. Но если только у вас нет денег — особенно в Нью-Йорке — вы обречены на собачью жизнь. В Америке не больше равенства, чем где бы то ни было еще в мире. Тут деньги — подлинное божество! Не зря же говорят, что деньги — это благословение Америки, хотя иные и добавляют, что они же — и проклятие этой страны. Единственное преимущество, которое у нас есть, заключается в том, что если вдруг получится так, что ты родился бедным, однако пронырливым и сообразительным, то ты можешь стать богатым. И даже если тебе суждено в конечном итоге свалять дурака, это, по крайней мере, будет богатый дурак.

Эмма слушала вполуха, впитывая в себя облик города.

— Улицы не вымощены, — сказала она, — и тротуары — всего лишь деревянные покрытия. Должно быть, ужасно, когда идет дождь.

— Ужасно, — подтвердил Скотт. — Но в свое время и улицы будут вымощены, и тротуары будут сделаны из кирпича и камня, хотя бы для того, чтобы умерить распространение огня при крупных пожарах. На прошлое Рождество в одну ночь выгорел практически весь город.

— Значит, в довершение ко всему, это еще и огненная ловушка… — проворчала Эмма, чувствуя, как ухудшилось настроение.