Золото и железо. Кларджес
Шрифт:
По периферии Карневала мчались пассажирские «кометы» фирмы «Гранд-Пиротек»: «Сангреаль Раблун», «Золотая Глориана», «Таинственный изумруд», «Меланхтон» и «Ультралазурь» — каждая особой окраски, каждая с огненным хвостом особого оттенка. Павильоны переливались призматическими отражениями, с пагод ниспадали огненные каскады, воздух искрился мириадами искусственных светлячков. По широким проспектам, по бульварам и аллеям теснилась непрерывными встречными потоками толпа. С грохотом механических аттракционов, шипящим ревом проносившихся над головой «комет», выкриками зазывал и барышников, переборами струн лютен и цитр, хрипловатыми
С наступлением ночи опьянение Карневала становилось вещью в себе. Празднующие во всевозможных костюмах, масках и головных уборах проталкивались сквозь шумовую завесу гудков, песен и наигрышей, вдыхая душистые туманы и облачка ароматизированной пудры. Диктуемые сдержанностью условности превращались в хрупкие препоны, преодолеваемые с наслаждением; все странное и необычное привлекало пристальное внимание, ощущения обострялись и нагнетались до головокружения и пароксизмов, испытывались границы интенсивности и спектра человеческого восприятия.
В полночь буйство Карневала достигало кульминации. Стыдливость больше не существовала, добродетель и порок не имели значения. Безудержный смех то и дело сменялся исступленными рыданиями, но эти приступы быстро проходили, будучи не более чем проявлениями психического оргазма. Мало-помалу ночь тускнела и мрачнела, уверенный энтузиазм толпы истощался, беспорядочное движение замедлялось, под ногами валялись маски, сорванные людьми в растрепанных нарядах. Сонливые, обессиленные, ошалевшие мужчины и женщины спускались, пошатываясь, на платформы скоростного подземного транспорта, развозившие их по домам — одних в Баллиасс, других в Ослиную слободу, одних в усадьбы, других в однокомнатные квартиры. Карневал посещали представители всех пяти фил — расплода, дебютантов, аспирантов, кандидатов и амарантов — а также, разумеется, гларки. Здесь, в Карневале, они смешивались без расчета, без зависти, чтобы забыть о заботах и огорчениях, чтобы разрядить повседневное напряжение соревнования. Здесь они тратили деньги и — что гораздо важнее денег — драгоценные мгновения своей жизни. 2
Человек в бронзовой маске стоял в будке перед Дворцом Жизни и зазывал толпу. Вокруг его головы порхали искусственные светлячки в форме символов вечности; над ним красовалось изображение идеального графика жизни — яркая линия, плавной половиной параболы устремлявшаяся ввысь через уровни пяти фил.
Человек в бронзовой маске говорил с тревожной настойчивостью: «Друзья мои! Какого бы уровня вы ни достигли, выслушайте меня! Неужели ваша жизнь не ст'oит одного флорина? Суждены ли вам бесчисленные годы? Войдите во Дворец Жизни! Вы благословите дидактора Монкюра и его непревзойденные методы!»
Зазывала прикоснулся к переключателю; из скрытого источника послышался низкий голос, хрипловатый и пульсирующий — мало-помалу голос становился все выше, все напряженнее: «Подъем! Подъем! Придите во Дворец Жизни и поднимайтесь, фила за филой! Дидактор Монкюр проанализирует ваше будущее! Вы узн'aете, в чем заключается его знаменитая методика! Всего лишь один флорин — за вход во Дворец
Странный голос повышался октава за октавой, внушая нарастающее ощущение беспокойства и неустойчивости, пока не превратился в визгливый писк, исчезнувший за пределами слышимости. Человек в будке, напротив, говорил успокаивающим тоном; если исходивший ниоткуда истерический голос напоминал о противоречивых напряжениях настоящего, зазывала и его слова убеждали в надежности грядущего, в способности человека контролировать свою судьбу:
«У каждого есть мозг — практически такой же, как у любого другого. Почему же тогда одни из нас остаются в расплоде, тогда как другие становятся дебютантами, а иные — аспирантами, кандидатами и амарантами?»
Зазывала наклонился вперед, словно готовый поделиться потрясающим откровением: «Секрет жизни — в методике подъема! Дидактор Монкюр обучит вас своим методам! Неужели вы упустите шанс приобрести вечность за один флорин? Заходите же! Посетите Дворец Жизни!»
Многие прохожие платили флорин; временами у входа собиралась даже небольшая толпа желающих опередить друг друга. В конце концов зал Дворца Жизни заполнился.
Человек в бронзовой маске спустился из будки. Чья-то рука взяла его за предплечье. Он яростно развернулся — так резко, что прикоснувшийся к нему человек отскочил.
«Кудеяр, ты меня напугал! Это я, Базиль!»
«Да-да, что тебе нужно?» — сухо отозвался Гэйвин Кудеяр. Низкорослый толстяк, Базиль Тинкуп напялил костюм сказочной птицы — в том числе жилет из зеленых искусственных листьев с металлическим отливом. Ноги его были покрыты красной и серой чешуей, а лицо окаймляли, как лепестки цветка, черные перья. Даже если Тинкуп заметил недружелюбную реакцию Кудеяра, он предпочел игнорировать это обстоятельство.
«Я ожидал, что ты со мной свяжешься, — пожаловался Базиль Тинкуп. — Мне казалось, что во время нашей последней беседы мне удалось тебя убедить…»
Кудеяр покачал головой: «Мне не подойдет такая профессия».
«Но подумай о будущем! — возразил Тинкуп. — Неужели ты не видишь противоречия в том, что ты призываешь других прилагать все возможные усилия, а сам остаешься гларком?»[1]
Кудеяр пожал плечами: «Всему свое время».
«Всему свое время? Незаменимые годы проходят безвозвратно, а ты даже не начал подниматься!»
«У каждого свои планы. Я готовлюсь».
«Ты готовишься, пока другие продвигаются! Не слишком эффективная стратегия, Гэйвин».
«Позволь мне открыть тебе тайну, — сказал Кудеяр. — С тем условием, конечно, что ты никому об этом не расскажешь».
«Разве я не доказал свою надежность? — обиделся Базиль Тинкуп. — Уже семь лет…»
«Семь лет исполнится через месяц. Через месяц я зарегистрируюсь в расплоде».
«Рад слышать! Пойдем, опрокинем по бокалу, чтобы отпраздновать твой успех!»
«Я должен сторожить будку».
Базиль покачал головой, каковое усилие заставило его покачнуться — он очевидно успел изрядно нализаться: «Гэйвин, я тебя не понимаю. Прошло семь лет, а теперь…»
«Прошло почти семь лет».
Базиль Тинкуп несколько раз моргнул: «На месяц больше, на месяц меньше — какая разница? Все равно я тебя никак не пойму».
«Каждый человек — загадка. На самом деле я предельно прост. Если бы ты знал меня лучше, ты сразу в этом убедился бы».