Золото императора династии Цзинь
Шрифт:
– Скажи, пожалуйста, а по тайге шататься – не опасно?- усмехнулся Литвин.
– Ага, - сказал Федька, - наша жизнь в базарный день пятак стоит!
– Гроша ломанного не стоит – согласился с ним Горелый.
– Мамед ничего не боится! Хурму хочу.
– Будет вам хурма! Но может достаться и на орехи!
– Не пугай! – сказал Бешеный.
– Пуганные – подтвердил Литвин. – Дело говори. А то Аделаида!
Промышленники захохотали.
Когда они успокоились, Мазур рассказал о своём недавнем приключении и к неописуемому восторгу слушателей показал слиток золото.
– Фунта на полтора – на глаз
– А то и все два! – предположил Губан.
– Не. Полтора – не согласился с ним Горелый.
– Да какой разница – один, два! – воскликнул Бешенный. – Сразу видно, вещь хороший!
– И много его там? – поинтересовался Литвин, имея в виду золото.
– А кто знает? Семь лошадей. И у каждой по две перемётных сумы. Всего четырнадцать. И две сумы у хунхузов.
– Хунхузы – это плохо – сказал Федька Губан. Именно уходя от хунхузов, он заблудился и получил своё прозвище.
– Кто говорит, что хорошо – сказал Литвин. – Но добыча того стоит.
– Ещё как стоит! – вскричал Бешеный.
– Как же мы их найдём, твоих геологов или кто они там – спросил Федька Губан.
– Найти-то как раз просто – произнёс задумчиво Горелый, - а вот как от хунхузов избавится? Это – да!
– И как найти? – поинтересовался Губан.
– Да просто! – ответил за Горелого Мазур. – Где хунхузы, там где-то рядом и золото бродит.
– Правильно – сказал Литвин. – Только зачем от хунхузов избавляться?
– Но они же не дадут нам спокойно уйти с золотом? – сказал Губан.
– Это если пойдём все вместе. А если захватим пять лошадей с золотом и разойдёмся в разные стороны? За кем-то, конечно, могут пойти, но здесь уж кому повезёт! Тут, главное, не жадничать. Оставить хунхузам две лошади – пускай подавятся! А у нас появится шанс, что за нами погони не будет.
Мазуру это не понравилось: одну лошадь он мог и сам увести. Правда, где гарантии, что его опять не поймают хунхузы. Отхлебнув из кружки кваса, он подумал, что, может быть, Литвин и прав, шанс действительно появляется, но золота, его золота, было жалко. Да и с хунхузами всё-таки хотелось посчитаться. Неудачи продолжались!
– Одну лошадь я бы и сам увёл! – с обидой в голосе сказал Мазур. – Зачем с вами делится? Мы что боимся хунхузов? Они на нашей земле уже хозяева стали? Сколько их? Не сто же! Пусть человек пятьдесят. Мы что их не сумеем перестрелять. Ну, потратимся на патроны – дело того стоит! А потом этих геологов! И всё! Все восемь лошадей наши!
– А Мазур прав! – вскричал Бешенный. – Клянусь Аллахом, он прав! Я, помню, один с десятерыми справился! Я тогда ещё золото сюда принёс. Сахалин должен помнить!
– Ты говорил, паря, что с пятью справился – сказал Губан.
– Я так говорил? Да! Я так говорил! Чтобы вы не испугались!
Промышленники опять захохотали.
– Да, Мазур прав! – сказал Губан. – Мы на своей земле! По тайге ходить умеем, стрелять тоже немного умеем. А что у хунхузов?
– Косы шибко длинные! Да людей много! – сказал Горелый.
– Вот именно, что много! – сказал Литвин.- Кто сказал, что они по тайге ходить не умеют? Идут же они за геологами, и геологи их не замечают.
– Потому, что геологи не таёжные люди, паря – возразил Мазур, - они в тайге как слепые щенки.
– Хунхузы нас окружат - мало не покажется!- не сдавался Литвин.
– Все когда-нибудь
– Умными будем – не окружат - сказал Мазур. – И не умрём, а, скорее, разбогатеем!
– И, хочу заметить, - сказал Горелый,- три с не большим, перемётных сумы с золотом, это больше, чем две!
– И лучше! – добавил Бешенный.
– И ещё лошади, трёхлинейки и так, по мелочи!- сказал Мазур.
Литвин понял, что жадность захлестнула его приятелей и лучше с ними согласится.
Собирались они не долго. И вскоре решительно и воинственно настроенные промышленники двинулись вверх по реке.
Ааре Сахалин разговор не слышал, только отдельные слова, но понял, что что-то затевается, и затевается не шуточное – промышленники объединяются редко. Его компаньон Пауль Крабель просил сообщить, если услышит или узнает о чём-то необычном. Объединение промышленников – куда уж больше не обычное! И говорили они вроде как о золоте – Бешенный шибко кричал, а Мазур громко сказал: «Трёхлинейки». У Крабеля что-то случилось во Владивостоке. Он сообщал, что партия трёхлинеек и фальшивых царских червонцев задерживается на неопределённое время. А так же просил оказать содействие группе китайцев. Причём содействие тайное, что бы о группе никто не знал! Не связано ли задержка партии винтовок и золотых фальшивых червонцев, и объединение промышленников как-то между собой? И банда хунхузов в горах? И во Владивосток полетела зашифрованная телеграмма, из которой Крабель понял, что хунхузам Лу Вэйюя грозит опасность: промышленники действительно хорошо стреляют и могут перебить всех хунхузов, а потом захватить золото. Из хищника Лу Вэйюй превращается в добычу! Его надо было предупредить, да и помощь ему пригодится! И, через несколько дней на одной из станций Уссурийской железной дороги сошли десять китайцев и направились в тайгу на поиски Лу Вэйюя.
А ещё через несколько дней станичному атаману Волошину в Бикин пришло предписание отправить отряд казаков в горы, так как имелись сведения о появление в названном районе группы вооружённых манз, возможно это банда хунхузов. И немедленно два десятка уссурийских казаков поскакали на юго-восток, в предписанный район.
ГЛАВА 24. НЕПРИЯТНОСТИ ВО ВЛАДИВОСТОКЕ.
Софью Левицкую Илья Шинкаренко провожал домой на Светланскую. Заходящее летнее солнце висело над Амурским заливом и блестело из-за деревьев. Они долго стояли у подъезда, прощались. Шинкаренко шутил, Софья улыбалась. И когда она повернулась, что бы открыть дверь подъезда, Илья получил удар сзади по голове, упал и потерял сознание. Очнулся он довольно быстро, поднялся, держась за голову. Огляделся, рядом никого не было, улица была пустынна. Поднял голову, увидел свет у Левицких и решил подняться к ним.
Дверь ему открыл Семён. Он был очень удивлён появлению Шинкаренко у себя в доме. То, что он ухаживает за сестрой, Семён, конечно же, знал, но относился к этому не одобрительно. Илья сын еврея, был бы он сыном еврейки, ну, тогда другое дело.
– Софья дома? – с безнадёжностью в голосе спросил Илья, боясь услышать ответ, о котором он догадывался.
– Нет – удивился Левитский, - она таки давно ушла, не знаю куда.
– Ко мне она ушла. Пустишь?
– Ну, заходи.
– У вашего дома я получил удар по затылку. Очнулся – её нет!