Золото. Назад в СССР 1
Шрифт:
находку 4390 рублей ассигнациями. В то время Дом в деревне мог стоить от
100 рублей, в уездном примерно городе от 500 до 5000 рублей.
По стеклом замерли стрелки и показывали «Время смерти и время рождения», как сказал Андрюха.
Быстрым шагом я вернулся обратно и застал странную картину. Спасатели и Гунько столпились вокруг лежащего на земле тела.
Витя лежал на склоне с головой повернутой вбок. Левая рука подогнулась под тело. Правая, со сжатым кулаком, была выброшена вперед.
Приехали.
Его глаза были открыты, а из под виска лежащего на земле растекалась лужа крови. Один и спасателей убрал руку с яремной вены.
— Всё. Пульс не прощупывается.
— Блин, как это произошло? — разасадовано спросил я
— Да, не понятно, — ответил Гунько никто толком ничего не успел понять. Шел, наверно, споткнулся, матюкнулся, со всего маха налетел головой о валун. И вот на тебе…
— Кто-нибудь видел, как это случилось? — я оглядел присутствующих
— В том-то и дело, что нет. Мы сами сначала не поняли, — Костя Гибарян на носилках сам был шокирован, — его зовут, а он не отвечает.
— А кто рядом был?
— Да все мы тут рядом были, собирались носилки с Костей поднимать. Думали, может ты видел?
Я отрицательно поводил головой. Какая-то странная смерть. Я допускаю, что человек может неудачно упасть.
Такие несчастные случаи происходят, но вот так чтобы все три зэка, знавшие что-то про «проводника» разом? Очень маловероятно.
Выходит Витя, что знал или предчувствовал. Мог ли Ямазов следовать за нами и воспользоваться моментом и убрать еще и третьего беглеца?
Обратно мы шли значительно медленнее. Скорость движения затрудняли носилки с Гибаряном. Мы постоянно менялись. Пока четверо тащили, один отдыхал, следуя рядом или чуть впереди.
Убийца или убийцы где-то рядом. Теперь я понимал, что никто из нас не застрахован от того, что произошло с беглыми зеками. Троих похоронили.
На кону жизни членов поисковой группы. Я пока еще не разговаривал с Гунько о его планах, скорее всего он всё же решит разделить отряд.
Четверых отправит с Гибаряном в Поселок. А сам пожелает продолжить поиски золота. Я пойду с Гибаряном. Имею полное моральное право на это.
Чувствую, что мне нужно быть с ним рядом. Воздух, сопутствующий поисковой операции прямо словно насыщен парами опасности, словно бензином — только чиркни спичкой все воспламенится и разлетиться вдребезки.
Теперь мы изменили маршрут. Нам было некуда торопиться поэтому группа направилась мимо Лысых Холмов к горной? гряде, за которой по ручью Шертух можно было? выйти к среднему течению Реки. А там и до нашей прежней стоянки рукой подать.
В верховьях Реки долго искали залежи меди, но так и не нашли.
Гунько держался молодцом, старался не уступать более молодым мужчинам в самом расцвете сил. Я смотрел на их плотные жилистые плечи, которое могли многое сказать об их силе и жестоких условиях, в которых работали спасатели и вдруг у меня мелькнула дурная мысль.
Я
Улучшив момент, пройдоха Гунько решил перевести разговор на тему о наших находках.
— Константин Степанович, но вот если не вдаваться в подробности, чтобы не утомлять вас, вы сами-то помните о результатах разведки с Бурцевым? А?
Гибарян сразу вычислил «заход» и внимательно посмотрел мне в глаза.
— А что вас интересует Николай Прокофьевич?
— Ну вот Бурцев утверждает, что он потерял память, — сказал Гунько и тут же наткнулся на мой нахмуренный взгляд, — точнее не утверждает, а потерял. Врачи поставили диагноз амнезия. Прости, Илья, я не так выразился. Так вот он совсем не помнит ни маршурт, ни результаты доразведки и шурфовки.
— И что же вы хотите услышать от меня? — спокойно смотрел на него Костя
— Так получается, что шлихи, промытые в устьях рек, которые вы добыли, а также несколько шурфов, которые удалось пробить, показали не просто повсеместное распространение «знаков». А нечто промышленно-перспективное.
— Николай Прокофьевич, я должен вам сказать, что безмерно вам благодарен за моё спасение, и век буду вам обязан за организацию и направление в район спасательной группы, — Костя придерживал рукой свою армейскую панаму, с раскачивающимися в такт движению, полами, — но все, что касается рабочих взаимоотношений и отчетов и моей профессиональной деятельности и проделанной работы, я буду обсуждать со своим непосредственным руководителем Куницыным Владилен Викторовичем.
— Вот, что вы за люди? Ты хотя бы можешь сказать помнишь или нет?
Костя приложил руку к своему сердцу.
— Николай Прокофьевич, при всем моем глубочайшем уважении, вопрос закрыт. Точка. Не простите меня, наш отде вам не подчиняется.
Ребята спасатели посмеялись, Андрей поднял указательный палец свободной руки вверх и протяжно произнес:
— Конкуренция!
Гунько театрально сделал вид, что сплюнул.
— Тьфу. Вот вот она ваша молодая порода! Да какая конкуренция? С кем? Не знаю, что со страной будет. Мы уйдем, вы останетесь. Посмотрим как вы запоете, когда доживете до нашего возраста.
Те из нас, кто доживут, и не уйдут из профессии, не сопьются, не сгинют в пучине нищеты, не то, что петь — выть по волчьи, товарищ Гунько, будут не в состоянии.Долгое время.
Конечно, будут те, кто найдет себе хозяев и заживет припеваючи, продавая свое время, знания и души заграничным концессиям. Но их будут единицы.
Какое существование будут влачить те, кто составляют костяк советской золотодобывающей промышленности, вам товарищ Гунько, лучше не знать.
Но есть и хорошие новости: остануться те, кто не растеряет остатки самоуважения, твердость характера и романтического запала присущего профессии. Те, кто всегда помнить, что геолог это не просто инженер, а инженер с кодексом чести.