Золото. Назад в СССР 2
Шрифт:
— Это почему?
— Самородок — улика. Ты знаешь, кто мог украсть. Желание скрыть преступление тоже мотив.
— Но я-то, тут при чем? Скажи еще, что я чуть ли не подельник. Ты что не понимаешь, меня самого могут того… — он показал жест означающий веревку на шее, присвистнул и продолжил — фьють, и на тот свет отправить?
— Давай, так я тебе назову несколько имен, если среди них есть тот, у кого ты видел самородок, просто кивни. Если нет, значит нет.
Я перечислил всех кроме нас двоих. Но Бондаренко так и не кивнул
—
— Ты, дружище не обессудь, но каждый из нас мог. Каждый под подозрением. И я, и ты тоже. Понимаешь?
— Я-я-я? — он вытаращил на меня глаза, — мне-то это зачем? Я же тебе говорю, что видел самородок, который принадлежал Петровичу.
— Чтобы не обвинять тебя голословно, я тебе так скажу, Бондаренко, любой из нас под подозрением, и любой может оговорить другого, чтобы отвести от себя подозрение.
— Это как?
— Ну вот я, к примеру, украл золото, а скажу что видел у тебя. Ты же сразу под удар попадаешь?
Бондаренко кивнул.
— Кстати, тут еще такое дело, тот, кто украл золото, не обязательно убийцей является. Вором — да.
Эта простая мысль также не приходило моему собеседнику в голову. Он стоял и смотрел на меня.
— Ну, да. Об этом я не подумал.
— Так кто это был. У кого ты видел золото.
Он потоптался, а потом решил греха подальше скинуть камень с души. Было видно, что мысли об убийце его тревожили.
— У Алеева я видел, — наконец признался он.
— Когда?
— Да вот, когда лагерь здесь разбивали.
Значит в то время Петрович еще был жив.
— А ты точно помнишь?
— Как не помню? Конечно, помню! Он за своим ножом в рюкзак полез не мог найти и он у него вывалился.
— А как ты тогда понял, что это самородок принадлежит именно старику?
— Так вчера же показали самородок, я и узнал его сразу. Я-то что нервничал, когда нас обыскивали, боялся, что найдут мой самородок и подумают на меня.
— А Алеев знает, что ты видел украденное золото у его рюкзака?
— Скорее всего знает, надеется, что я не заметил. Или промолчу.
— А какой смысл ему воровать самородок?
— Так он жениться собрался, девушка его из экспедиции ждет. Он хотел деньжат заработать, подкопить. А мы пустые идем обратно Вот он от отчаяния и пошел на кражу, чтобы хоть что-то девушке привезти.
— С чего ты это взял?
— Он в начале экспедиции все рассказывал, про то, какая она замечательная и как они здорово заживут. Тоже татарочка. Все уши прожужжал. А в конце всю дорогу канючил, что сглазили его, не судьба быть ему со своей Галиёй. Все чертыхался и матюкался, жалел, что пошел в экспедицию с Семягиным.
— Почему?
— Ну у них у татар, до них пор пережитки прошлого — калым родителям платить за невесту нужно, вот он и приехал в Поселок калымить.
— А если нет денег на калым, то как быть?
— А если нет денег, то всё. Прошла любовь — завяли помидоры. Иначе никак, не отдают. Даже самые небогатые семьи из деревень или аулов, хрен его знает, как они у них там называются, платят за девчонку перед свадьбой.
Пожалуй, это тоже вполне себе серьезный мотив. Даже в советские времена традиция с выкупом невесты во время свадьбы, точнее во время сватовства, сохранялась и имела силу.
Мне всегда этот обычай напоминал покупку жены, но потом мне объяснили, что калым являлся компенсацией роду невесты за потерю женщины-работницы и имущества, которое она уносит в семью мужа.
Выходить замуж за жениха, который даже калым заплатить не может, стыдно. Такой не сумеет содержать жену, а тем более многодетную семью в будущем.
Еще до революции многие татары, чтобы собрать нужную сумму денег на калым, годами работали у помещиков и кулаков, выезжали на заработки.
После революции в молодом рабоче-крестьянском государстве калым и большие свадебные обряды считали пережитком прошлого, анахронизмом, отменили все старые традиции. Ввели правило, что кроме свидетелей-комсомольцев для заключения брака особо ничего и не нужно.
Многое было разрушено и забыто. Мне до сих пор где-то жаль, что богатейшие русские свадебные традиции с невестами в национальных костюмах канули в лету.
Но основой народа все равно оставался род и семья, которые не позволяли отказываться от традиций предков. Не смотря на все указы молодого советского правительства.
В конце концов, ярые партийцы и комсомольцы перестали с этим бороться и махнули рукой на эти обряды.
Мог ли я подозревать инженера картографа из Набережных Челнов в убийстве? Мог ли Алеев украсть золото у Петровича от отчаяния потому что не хотел возвращаться с пустыми руками? Мог. Несомненно я допускал это.
Но является ли он убийцей старика? Это большой вопрос.
Изначально казалось, что Петрович никому не мог перейти дорогу. Теперь же, я, честно говоря, терялся. Как минимум пять человек из восьми имели причины для конфликта с ним. Жизнь иногда бывает совершенно непредсказуемой.
Мне нужно было переговорить об этом с Семягиным.
Люди просыпались и вылезая из палаток подтягивались к завтраку. Мы с Бондаренко заболтались настолько, что не успели вовремя вскипятить чай, а гречневая каша с рыбой остыла.
Я ждал окончания завтрака, чтобы переговорить с Александром Ивановичем. Мне необходим мозговой штурм. Кроме прочего нам нужно было обсудить зимовку. С моей точки зрения нам всем стоило больше сгруппироваться.
В отсутствии связи с внешним миром, с наступлением настоящих холодов людям имело смысл всем перебраться в одну-две палатки.
Печка у нас была одна на всех, и зимовать в четырех палатках казалось мне неразумным.
Кроме прочего меня беспокоили запасы топлива. Тех, что мы набрали явно было недостаточно для того, чтобы перезимовать всю холодную зиму.