Золото
Шрифт:
Он слегка приподнял меч. Леон опять выдвинул вперед нож. Светлана держала револьвер, и ее лицо все сморщилось в муке боли – у нее уже затекли руки, она еле держала оружье.
– Касперский жив. Пока жив. Пока!.. Что так на меня глядишь, профессор?!.. У меня – нож, у тебя – меч… наши силы неравны, ха-ха… но я моложе, я горячее, я ловчей… я знаю бандитские приемы, сука, а ты их не знаешь… ты погоришь, погоришь на все сто, это я тебе обещаю… я тебя сразу не убью, нет… я, как обещал, тебя только слегка подраню, и подраню так, чтобы ты стонал, корчился, извивался по земле, а смотрел, как я с твоей… Да не выстрелишь ты, не выстрелишь! – заорал он, поворачиваясь к Светлане. – Сейчас ты устанешь держать
Роман тихо, хрипло сказал:
– Я вижу, тебе слишком хочется сразиться, парень. Тебе просто неможется. Ты думаешь, я такой тюфяк, да. Что я ни в армии не был, ни в стычках по асфальту не катался, в морду не бил. Я похлеще твоего видел, парень. Я в разных переделках бывал. Только я ведь об этом не ору на каждом перекрестке. – Он говорил резко, зло, глаза его бешено блестели. – Пойдем-ка отсюда вон, на воздух, из палатки. И порезвимся вволю. Поразомнемся, как ты на это смотришь, а?!..
– Да ты ведь не фехтовальщик, дядя, ну точно тебе говорю. – Леон говорил так же резко, зло, коротко, рубя словами колышащийся безумный, темно-алый воздух, как ножом. – Я ж это вижу за версту. Седина тебе в бороду, бес в ребро?!.. ну-ну, ладно, пошевели ножками, ручками… если они у тебя еще шевелятся, конечно…
Не успела Светлана ахнуть, как Леон и Роман выкатились из палатки, опрокинув горящую свечу, вон, на берег, на обрыв, под свет полной золотой Луны.
Она услышала звон стали о сталь.
Она вскочила. Мысли ее мешались. Она положила кольт на матрац, не помня себя, обвязалась наспех простыней, завязав ее большим нелепым узлом над грудью, снова подхватила револьвер, вылетела из палатки.
Она увидела – они оба, Роман и Леон, бьются, и меч ударяется об огромный нож, и нож колет вперед, задевая живое тело, и Роман уже весь в крови. Она видела его кровь. Она наставила на дерущихся револьвер. Как из него стреляют?! Господи, ведь ей нельзя выстрелить! Она же не умеет стрелять! Она попадет в Романа! Она… случайно, дура, растяпа, сама убьет его…
Слезы текли по ее щекам. Глаза яростно зеленели.
Звезды горели над головами мужчин.
– Светлана! Не стреляй! Жди!
– Жди, Светлана! – Леон, размахивая ножом, обернул к ней лицо и осклабился. – Когда я сделаю его. Это будет очень скоро.
Они ударяли сталью о сталь, и ей казалось – далеко в ночи летят искры.
Искры поднимаются на небо и становятся звездами. Звезды – это искры, вылетевшие из-под мечей и сабель, из-под шпаг и ножей, из-под копий и штыков, коими во все времена сражались мужчины, стремясь убить, умертвить друг друга; а глупая женщина опять отдавалась им после сраженья, опять раздвигала жаждущие ноги, чтоб снова слепо зачать, чтобы зародить и понести, и вытолкнуть в назначенный час на свет еще одного младенца – еще одного воина, солдата, что пойдет в бой и будет убивать; в честном ли бою, в справедливом, в бандитском ли поединке в подворотне, за Христа или за Дьявола, за бабу, что красивое тело излучает свет, и за золото, что слепящей рекой льется меж пальцев, – все равно убивать, все равно сеять смерть, и от смерти мужчина никуда не уйдет, от ее сеянья, от поклоненья ей, от упорного деланья ее. Смерть – творчество мужчины?!
Зачем они с таким оглушительным звоном скрещивают клинки?!
– Перестаньте! Роман, отдай ему меч!
Роман будто не слышал. Кровь текла из его порезанных плеч, из проткнутого бока. У Леона по руке тоже текла кровь.
И Светлана поняла – они уже не остановятся.
– На помощь! – крикнула она в отчаяньи. – Помогите!.. Эй, люди! Проснитесь!..
Звезды осыпались с небес вниз, и Леон, изловчившись, мощным
И вопль Светланы поднялся к равнодушным звездам.
– Здравствуйте. Чем могу служить?..
– Добрый день, господин Кайтох. Мы к вам. Уделите нам несколько минут?..
Горничная, остро сверкнув озорными черными глазенками, убежала, сделав книксен и поправив фартучек. После гибели Ирены он немедленно взял к себе в особняк новую горничную – молоденькую, смазливенькую. Ему важно было заткнуть брешь скуки и тоски, залатать дырку. Кто ж это такие к нему приплелись?.. Весьма представительные господа, надо признаться. Очень, о-о-очень импозантные. К таким – не подступись. Они, одетые с иголочки, в смокингах – день был жаркий, а к вечеру похолодало, поднялся холодный резкий ветер – выжидательно стояли перед ним на пороге гостиной, вежливо склонив стриженые модным бобриком головы. Их было трое. От них хорошо пахло. Лучшие парфюмы мира. Лучшие часы мира на запястьях – «Olimp», «Station». Сдается, Кайтох, к тебе нынче явились лучшие люди мира. Судя по их виду, они себя таковыми и считают. Что ж, прими их как подобает.
А знакомые лица. До боли знакомые.
Такая чертова прорва лиц перед тобой уже промелькнула в жизни, Вацлав. Всех не упомнишь.
Что ж это доктор Касперский из Тамани – молчок. Там же все-таки Ежик. Там убили Жермона, его надежного помощника, Ирену и Монику, двух теток, так пахавших на них с Бельцони. Там – непредсказуемый Задорожный, явно нашедший нечто ценное. Он должен вырвать у него из его романтических ручонок новое сокровище. Ты охотник, Кайтох! Дикая охота короля Вацлава! Гей, сокольничьи, вперед!.. А не махнуть ли ему в любимую Швейцарию, когда Ежик вернется… на веки вечные?.. как там спокойно, Господи, Езус Христус…
– Проходите, господа. – Кайтох состроил самую любезную рожу, на которую был способен. – Присаживайтесь. Чем обязан?..
Он видел. Он их видел где-то.
Они вальяжно уселись. Сел и Кайтох. Правый «бобрик» обернул лицо к центральной фигуре. Левый – оглянулся на дверь. Правый встал, подошел к двери и хладнокровно закрыл ее на замок. У Кайтоха в особняке на всех дверях были замки. Центральный господин, выхоленный донельзя, безмятежно, медленно, улыбаясь, вытащил из кармана пистолет.
– Не шевелиться, – вежливо сказал центральный, показав зубы. – Не дергаться. Все произойдет весьма цивильно. Мы не агрессоры. Мы просто избрали подобный способ общенья. Я считаю этот способ наиболее действенным в работе с крупными акулами…
– …и пираньями, – услужливо подсказал левый. Кайтох сглотнул. За пушкой в карман не полезешь – поздно. Те двое, правый и левый, уже держат руки в карманах, мило улыбаясь, показывая фарфоровые зубы. Рэкет! Пираты! Рэкет высокого пошиба. Такого он еще не видал. Выкручивайся, старик. Ты один, их трое. Классический расклад.
Он постарался взять себя в руки. Его затрясло. Ну точно, сейчас речь пойдет о суммах, которые надолго выбьют его из седла.
– Господа… не имею чести…
– Чести у тебя не много за душой, Кайтох, – холодный вежливый голос центрального, держащего пистолет, окатил его с головы до ног ушатом ледяной воды. – Продал ты свою честь. Побольше устраивай таких вернисажей, как тот, последний. И побольше пускай козлов в капусту. Разрешите представиться – козлы. И нам не понравилась ваша капуста. То есть, конечно, я хочу сказать, что нам понравилась наша «капуста». – Он усмехнулся собственному каламбуру. – Наша собственная. И мы хотим ее вернуть. Потому что, рассмотрев и отправив работы на независимую экпертизу, мы пришли к выводу, что мы отдали тебе, Кайтох, «капусты» слишком много. Перебор вышел. Мы хотим восстановить справедливость.