Золотое на чёрном. Ярослав Осмомысл
Шрифт:
Янка навещала подругу часто. Сидя на балконе, пили оранжад и по-прежнему спорили о своей дальнейшей судьбе.
– С Мануилкой не вышло - не беда, - говорила дочка Берладника.
– Даже к лучшему, я считаю. Судя по всему, в императорах долго не просидит.
– Да с чего ты взяла?
– удивлялась её товарка.
– Коли говорю, значит, знаю. Был в гостях у Ирины-Добродеи Фёдор Кантакузин - богатей, каких мало. Спрашивал о планах Андроника - претендует ли тот на трон. Потому как если не претендует, все враги Мануила сделают ставку на другого порфирородного - Алексея Ангела.
– Да неужто переворот?
– Это само собой. Вот бы тебе сойтись с младшим братом Алексея - Исааком. Он ведь холостяк!
– Тоже мне, придумала! Я от нынешней царственной особы не могу опомниться!
– Перестань трендеть и послушай. Фёдор со мной любезничал и заманивал к себе на обед. В одиночку идти неловко, даже как-то двусмысленно, а с тобою - ничего, полне. А потом, через Кантакузина, мы набьёмся в гости ; Исааку. Познакомитесь да посмотрите друг на дружку - может быть, поладите. Человек при деньгах, с положением - очень пригодится, даже если его брат и не сделается монархом.
– Ты опять меня втягиваешь в подозрительную гисторию,– упрекала подругу внучка Чарга.
Та кипела негодованием:
– Нет, ну надо же, я «опять ея втягиваю»! Если бы не я, ты бы не имела ни такого дворца, ни таких нарядов и слуг!
– Ни хромой Дуняши…
– Глупая, Дуняшка - счастье твоё, отрада, а не наказание!
– …я бы вернулась в Галич, Осмомысл бы меня простил…
– Размечталась тоже! Как из древних греков кто-то сказал: невозможно два раза в ту же самую реку вступить.
– Нет, простил бы, простил, я чувствую!..
– Хорошо, согласна. Отчего не едешь?
– О, теперь уже поздно. Время давно упущено.
– То-то и оно. Надо жить не прошлым, но будущим. В эту же субботу едем обедать к Кантакузину. Отдадим свою жизнь воле рока.
– Не могу. Всё во мне восстаёт против этого.
– Господи, нам с тобой скоро двадцать пять, а ведёшь себя как послушница монастыря о тринадцати лет!
– Ты зато ретивая чересчур.
– Что же в том дурного? У меня натура такая. И меня обстоятельства вынуждают.
Энергичная Янка своего добилась: Настю познакомили с Исааком.
Он происходил из знатного рода Ангелов - крупных Землевладельцев в Малой Азии, а по матери был Комнин - Приходился правнуком знаменитому императору Алексею I Комнину (дедушке Мануила и Андроника). Стало быть, и брат его, Алексей, и он сам тоже могли бы претендовать на Престол. Но другое дело, что монаршая власть совершенно Исаака не интересовала. Человек не самого храброго десятка, толстый, добродушный, он любил тишину, безмятежность, разговоры за бокалом вина и обильную вкусную еду. Жил с одной из своих рабынь и имел от неё детей, но к тридцатилетнему возрасту не стоял ни разу в церкви под венцом. И противники Мануила, возглавляемые самим патриархом, недовольные тем, что монарх женился на католичке («латинянке») из крестоносцев, отдавали предпочтение старшему Ангелу, Алексею. В крайнем случае - Андронику, окажись он в Константинополе. Но следы последнего затерялись где-то в Месопотамии, и теперь ставку делали на Алексея. Он же то решался, то не решался на путч. Ситуация оставалась неопределённой.
Младший, Исаак, жил в своих владениях на другом берегу Босфора, в городе Никее (современный турецкий Изник). Для поездки к нему собралась целая компания - пять мужчин и шесть женщин, в том числе Фёдор Кантакузин, Янка и Настасья. Сели на двухпалубный парусник и поплыли по Мраморному морю, синему, как небо, и сонливому, как араб в жару. Через два с половиной часа бросили якорь в живописной бухте, где их ждали повозки, посланные Ангелом, и ещё через час подкатили к Никейскому озеру с удивительно прозрачной прохладной водой. Пересели в лодки и опять поплыли, видя крепостные стены города в сизой дымке на горизонте. Это было похоже на библейское чудо.
Во дворце, походившем больше на сераль восточного шаха, нежели на дом византийца, по лужайкам с изумрудной травой величаво расхаживали павлины, по ветвям фруктовых деревьев прыгали мартышки, а изящные, грациозные косули ели лакомства прямо с руки. Краснощёкий хозяин, улыбаясь гостеприимно, вышел навстречу приезжим с распростёртыми объятиями, говоря высоким, бабьим голосом:
– Дорогие друзья, как я рад видеть у себя столько новых приятных лиц! Мы оторваны здесь от мира, ничего не знаем, варимся в собственном соку, и любой визит превращается для нас в праздник и событие! Не стесняйтесь, располагайтесь, отдыхайте с дороги. Пусть часы, проведённые под моим скромным кровом, будут вам не в тягость, а в удовольствие!
Познакомившись с Настей, он проговорил:
– Счастлив несказанно, что такая особа удостоила меня своим посещением. Я весьма наслышан о неповторимой вашей прелести. Не потомок ли вы Елены Прекрасной, о которой поёт Гомер? Не начнётся ли из-за вас новая Троянская битва?
– О, надеюсь, что нет, - улыбнувшись, ответила внучка Чарга.
– Войны - самое худшее, что бывает на свете. Я их ненавижу.
– Я, конечно, тоже. Как удачно, что мы обнаружили нечто общее между нами. Это вселяет в меня надежду.
– Да? На что?
– На развитие нашей с вами дружбы. Или даже большего.
– О, да вы шутник!
– И не думал вовсе. Я вполне серьёзно.
– У меня ни богатств, ни положения в обществе, ничего, что могло бы объединить наши судьбы.
– Но зато ваша красота стоит всех богатств, положений и титулов, вместе взятых. Верьте мне, и не пожалеете.
– Постараюсь, елико возможно…
В ту же ночь оба задремали в общей постели. Исааку мешал выдающийся живот, но Анастасия, на «отлично» окончившая академию амурных наук у преподавателя Андроника, захватила инициативу в свои ноги, сделавшись подобием амазонки, и скакала верхом столь усердно, что её битюг быстро выдохся и едва не пал. А потом долго целовал её чресла, полный восторга.
Надо сказать, что и Янка не потратила время зря, сделавшись любовницей Фёдора Кантакузина. Правда, в отличие от Ангела, тот имел семью, шестерых детей, но её это не смущало. Ведь она не хотела замуж: статус фаворитки одного из самых богатых людей империи соответствовал желаниям дочери Берладника.
Глава четвёртая
1