Золотое руно (сборник)
Шрифт:
– Я не собираюсь вам лгать, мистер Салливан, уверяю вас. Я главный психолог компании «Иммортекс».
Я набрал полные лёгкие неприятно сухого воздуха лунобуса.
– Я не псих, доктор Смайт.
– Вы можете звать меня Гейб.
Я подумал о том, чтобы отклонить предложения. Мы никакие не приятели. Он мой враг; я должен это помнить. Однако если я буду звать его «доктор», это даст ему преимущество статуса.
– Ладно. Гейб, – сказал я, наконец, – я не псих.
– Никто этого не говорил, – ответил Гейб.
– Тогда почему со мной разговариваете вы?
– Не нашлось больше никого с опытом участия в подобного рода ситуациях. Кто-то должен этим заниматься, и шеф-повар вряд ли для этого подойдёт. Кроме того, вы взяли мистера Гадеса в… вы удерживаете мистера Гадеса.
Интересно, как он оборвал себя, прежде чем сказать «в заложники». Должно быть, у него сейчас на экране было какое-то пособие по переговорам с террористами, в котором, по-видимому, рекомендовалось избегать этого слова. Неплохая рекомендация; мне и самому это слово не нравилось. Но мне нужен эффект .
– Теперь, – продолжал Смайт, – самое главное. У кого-нибудь на борту есть какие-то особые нужды? Какие-либо проблемы медицинского плана?
Ага: он и правда отрабатывает какой-то список.
– У всех всё хорошо.
– Вы уверены?
Я посмотрел, как трое остальных, выгнув шеи, смотрят на меня через плечо.
– С вами всё в порядке? – спросил я.
Акико, казалось, собралась было что-то сказать, но в конце концов передумала. Остальные молчали.
– Да, – сказал я. – У всех всё в порядке. И я не хочу никому причинять вреда.
– Я рад это слышать, Джейк. Очень рад. Не могли бы вы открыть видеоканал? Семьи… э-э… – Он, должно быть, искал одобренный термин. – …задержанных наверняка захотят увидеть их.
– Командовать здесь буду я.
– Конечно, – сказал Смайт. – Безусловно. Тогда, каковы ваши… что я для вас могу сделать?
Требования . Он явно собирался спросить, каковы мои требования, но снова оборвал себя на полуслове. Мы тут ведём переговоры . Торгуемся. Торговля – это обоюдная выгода, взаимный компромисс; это не сработает, если появятся неустранимые «требования».
Я решил снова его ущипнуть.
– У меня только одно требование. Я хочу вернуть свою личность. Верните меня на Землю и дайте мне жить своей прежней жизнью. Сделайте это, и я всех отпущу.
– Я посмотрю, что я смогу сделать.
Изящно и неопределённо; подозреваю, учебник советовал никогда не брать на себя никаких обязательств, которые он не мог бы исполнить.
– Не заговаривайте мне зубы, Гейб. Вы не можете вернуть мне личность. Но есть человек, который может – другой Джейкоб Салливан, дубликат моего разума в теле робота, который остался на Земле.
– И это проблема, Джейк. Вы наверняка сами её видите. Земля далеко. И, как вы должны знать, мы пообещали, что вы никогда не войдёте в контакт с тем, кто вас заменил. Он должен приложить все усилия, чтобы забыть о том, что его оригинал всё ещё существует.
«Существует». Не «жив». Существует.
– Сделайте исключение, – сказал я. – Свяжите нас по радио.
– Мы на обратной стороне Луны, Джейк.
– А вы можете транслировать сигнал через спутники связи на синхронной орбите над лунным экватором. Я не идиот, Гейб, и я правда всё обдумал. Перезвоните мне, когда получите ответ.
С этими словами я отключил связь.
32
Карен всё ещё приходила в себя после разговора о её давно умершей дочери. Мы немного постояли вместе, обнявшись, в коридоре зала суда. Присяжных, разумеется, на время перерыва увели в их комнату, так что они ничего этого не видели, что было к лучшему: это было не для публики. Я обнаружил, что глажу искусственные волосы Карен искусственной рукой, надеясь, что это как-то её утешит. К окончанию перерыва Карен немного успокоилась, и мы вернулись в зал суда. Я занял своё место среди зрителей; Малкольм Дрэйпер уже был там, и Дешон уже сидел за столом истца. Я увидел, как входит Мария Лопес. Она выглядела… я не знаю, как это описать. Отчаянной, может быть. Или решительной. Дела пошли не так, как она планировала всего минуту назад. Интересно, что же именно она планировала.
Дверь в кабинет судьи Херрингтона открылась. «Всем встать» – скомандовал клерк, и все встали. Херрингтон занял своё место за судейским столом, стукнул молотком и сказал:
– Снова ведётся протокол в деле «Бесарян против Горовица». Миз Лопес, вы можете продолжать опрос миз Бесарян.
Лопес поднялась, и я видел, как она глубоко вдохнула, всё ещё неуверенная в себе.
– Спасибо, ваша честь, – сказала она и замолчала.
– Ну? – спросил Херрингтон секунд через пятнадцать.
– Прошу прощения, ваша честь, – сказала Лопес. Она посмотрела на Карен – или, вероятно, посмотрела мимо Карен, немного правее неё, словно фокусируясь на мичиганском флаге, а не на свидетеле.
– Миз Бесарян, позвольте мне перефразировать мой предыдущий вопрос. Вы когда-либо делали аборт?
Дешон немедленно вскочил на ноги.
– Возражение! Отношение к делу!
– Лучше бы в этом был смысл, миз Лопес, – сердито сказал Херрингтон.
– Я его покажу, – ответила Лопес; прежний пыл частично вернулся к ней, – если мне будет дана такая возможность.
– У вас есть всего одна попытка.
Лопес отвесила свой фирменный поклон.
– Разумеется, ваша честь. – Она повторила вопрос, дав присяжным ещё раз услышать важное слово в самом конце. – Миз Бесарян, вы когда-либо делали аборт?
– Да, – тихо ответила Карен.
По залу заседаний пробежал шепоток. Судья Херрингтон состроил гримасу и стукнул молотком.
– Ну же, мы не собираемся делать из вас преступницу, миз Бесарян. – сказала Лопес. – Мы не хотим, чтобы у жюри сложилось впечатление, будто вы подвергались этой операции в недавнее время, не так ли? Не скажете ли вы суду, когда именно вы прервали жизнь плода?
– Э-э… это был 1988-й.
– Тысяча девятьсот восемьдесят восьмой. То есть это было сколько? – пятьдесят семь лет назад, правильно?