Золотое руно (сборник)
Шрифт:
Я осмотрел свою команду. Гадес сидел с решительным выражением на круглом лице. Хлоя Хансен выглядела смертельно напуганной; мне даже захотелось как-то её успокоить. Я отключил телефон.
– А вы? – спросил я Акико Утияму. – Вы хотите уйти?
– Хочешь, чтобы я умоляла? – спросила она. – А вот хрен тебе.
Я опешил.
– Я… я стараюсь хорошо с вами обращаться.
– Да ты на нас срать хотел, сучий ты сын. Не говоря уж про всех наших близких.
– Я собирался вас отпустить.
– Собирался . Великодушный тиран.
– Нет, то есть, если вы…
– Так отпусти меня. Или не отпускай. Но не жди, что я скажу тебе за это долбаное спасибо .
– Ладно, – сказал я. – Можете идти. Активируйте шлюз.
Акико секунду смотрела на меня – выражение её лица не изменилось.
– Но когда вернётесь домой, – добавил я, – вымойте рот с мылом.
Она поднялась с кресла, в котором сидела, и пошла к шлюзу. Я дождался, пока она закончит шлюзование, потом вернулся к видеофону.
– Смайт, – сказал я.
Пауза.
– Смайта сейчас нет, – ответил голос женщины-диспетчера.
– И где же он?
– В туалете.
Везучий чёрт. Интересно, это правда, или они опять пытаются меня надуть.
– Ладно, скажите ему, что я только что послал ему подарочек.
Грузовой отсек ракеты имел форму цилиндра высотой метра три и диаметром примерно метр. По сравнению с ним третий класс казался роскошным.
– Как… э-э… вы хотели бы расположиться? – спросил Хесус Мартинес, мускулистый лысый мужчина, надзирающий за погрузкой.
Я посмотрел на Карен. Она вскинула брови, оставляя это на моё усмотрение.
– Лицом к лицу, – сказал я. – Окон нет, так что смотреть будет особо не на что.
– Света тоже не будет, – сказал Хесус, – когда задраят люки.
– А вы не можете дать с собой нам этих светящихся штук? – спросил я. – Люцифериновых, или как их?
– Думаю, можно, – ответил Хесус. – Но каждый грамм стоит денег.
– Запишите на мой счёт, – сказала Карен.
Хесус кивнул.
– Как скажете, миссис Бесарян. – Он велел стоящему рядом с ним человеку принести световых палочек, потом, снова повернувшись к нам, сказал: – Вы ведь понимаете, что нам придётся пристегнуть вас на первый час, когда ракета будет разгоняться с постоянным ускорением. Но потом вы сможете отстегнуться, если пожелаете. Как видите, мы уже выстлали внутреннюю поверхность грузового отсека смягчающим материалом. Ваши тела прочны, но старт будет тяжёлым.
– Это нормально, – сказал я.
– Хорошо, – ответил Хесус. – Сейчас время Т минус шестьдесят минут. Давайте устраиваться.
Я вошёл в вертикальный цилиндр грузового отсека и прислонился к закругляющейся стене напротив входа. Потом я развёл в стороны руки, приглашая Карен к себе в объятия. Она тоже вощла в отсек и обхватила меня. Почему бы нам так и не лететь, обнявшись? Конечности у нас не затекают.
Хесус и двое его помощников немного подвигали нас и пристегнули.
– Такие, как вы, искусственные тела – это, возможно, будущее пилотируемой космонавтики, – сказал Хесус, не прерывая работы. – Никакого жизнеобеспечения, и о длительных перегрузках беспокоиться не нужно.
Тот, кого Хесус отправлял за световыми палочками, вернулся.
– Они светят по четыре часа каждая, – сказал он, переламывая одну и встряхивая; она залила помещение светом… зелёным, полагаю, то был оттенок зелёного цвета. – У вашего брата нормальное ночное зрение?
– Более чем нормальное, – ответил я.
– Тогда вам будет достаточно одной за раз, но на всякий случай вот ещё.
Он засунул их в сетчатый карман, закреплённый на стене грузового отсека, где Карен легко могла их достать.
– Да, и её одно, – сказал Хесус. Он протянул мне нечто такое, чего я не видел уже очень-очень давно.
– Газета? – спросил я.
– Сегодняшняя «Нью-Йорк Таймс», – ответил он. – Ну, по крайней мере, первая страница. Они печатают тысячу экземпляров ежедневно, на бумаге, для Библиотеки Конгресса и нескольких чудаков, готовых платить по тысяче баксов за печатный экземпляр.
– Ага, – сказал я, – слышал о таком. Но зачем это мне?
– Таковы были инструкции от парней на Луне. Это поможет вам доказать, что вы прилетели с Земли; никаким иным способом, кроме как грузовой ракетой, газета не могла добраться до Луны за двенадцать часов.
– О, – сказал я.
Хесус запихнул газету в другой сетчатый карман.
– Всё готово? – спросил он.
Я кивнул.
– Да, – сказала Карен.
Он улыбнулся.
– Мой вам совет: не говорите о религии, политике или сексе. Ни к чему затевать спор в ситуации, когда вам друг от друга никуда не деться.
С этими словами он захлопнул изогнутую дверь грузового отсека, и мы остались одни.
– Ты в порядке? – спросил я Карен. Мои искусственные глаза адаптировались к полутьме быстрее биологических; опять же, наверное, благодаря различиям между электроникой и химическими реакциями.
– Мне хорошо, – ответила она; это прозвучало вполне искренне.
– Кстати, ты раньше летала в космос?
– Нет, хотя всегда хотела. Но к тому времени, когда начал развиваться космический туризм, мне уже было под шестьдесят, и доктор меня отговорил. – Пауза. – Как хорошо больше не беспокоиться об этом.
– Двенадцать часов, – сказал я. – Это может показаться вечностью, если нельзя заснуть. А мы ведь даже не можем эмоционально расслабиться. В смысле, что там на Луне вообще происходит?
– Они вылечили другого тебя. Если бы у тебя этой болезни не было, значит…
Я чуть-чуть качнул головой.
– Это врождённый дефект. Можно называть вещи своими именами.
– Ну, если бы у тебя его не было, ты бы не пошёл на мнемосканирование в таком возрасте.
– Я… прости, Карен, я не критикую твой выбор, но, в общем, если бы у меня не было этого врождённого дефекта, я не уверен, что вообще стал бы этим заниматься. Я никогда не стремился обмануть смерть. Я лишь не хотел, чтобы меня обманули, лишив нормальной жизни.