Золотое руно (сборник)
Шрифт:
И поэтому они остаются, обживаются и становятся членами нашей общины.
И приходят на мои мессы. Не от скуки. Не от одиночества. А ради веры. Веры в то, что чудеса всё ещё случаются, и могут происходить как на Земле, так и вне её.
Я воплотил своё предназначение, и Марс, я искренне в это верю, теперь стал лучше, чем был. Теперь это настоящая конгрегация, паства. Я взираю на её членов с кафедры и чувствую их тепло, их любовь.
Теперь у меня лишь одна проблема. Солгать кардиналу Пиранделло – это нарушение моей клятвы и учения моей веры. Но поскольку я – единственный священник на Марсе, то кому я могу исповедаться в этом грехе?
Вопрос вероятности
«Ну и где они все?» – воскликнул в 1950-м Энрико Ферми. И этот горький вопрос ныне известен как парадокс имени выдающегося лос-аламосского физика. Почему мы не наблюдаем признаков неземной жизни, коль скоро вероятность ее существования кажется такой высокой? Пусть даже разум нечасто возникает во Вселенной, учитывая ее гигантские размеры, контакты с развитыми цивилизациями должны быть вполне рядовым явлением. Есть даже специальное уравнение Дрейка, позволяющее выстраивать такую линию аргументации. Можно предположить существование миллиардов культур намного старше нашей – однако непонятно, почему же они не колонизировали Землю или хотя бы не создали какие-нибудь гигантские инженерные сооружения, доступные нашим приборам, – сферы Дайсона, например.
До сих пор мы не обнаружили в космосе ни души. Объяснений тому хватает. Возможно, разумная жизнь зарождается гораздо реже, чем нам хотелось бы, либо мудрые цивилизации не желают вмешиваться в наше развитие, либо им попросту недосуг возиться с такими примитивными созданиями, как мы.
В этом рассказе мы предлагаем решение парадокса Ферми – и беремся утверждать, что сами бы вы до него не додумались.
В будущем я очутился первым, изрядно опередив своего компаньона. Перенос не сопровождался болезненными ощущениями, разве что уши заложило, – это, как мне объяснили позже, из-за перепада воздушного давления. В двадцать первом веке я подвергся сканированию мозга – нужно было извлечь из моей памяти все необходимое для реконструкции дома 221-б по Бейкер-стрит. Кое-какие детали я не то что словами выразить, в собственном уме воспроизвести не мог. Но за меня это сделала техника и воссоздала все тютелька в тютельку, до мельчайших подробностей: и обои с ворсистым рисунком, и медвежью шкуру на полу у камина, и ведерко с углем, и плетеные кресло и стул, и даже вид из окна.
В будущем меня любезно принял джентльмен, назвавшийся Майкрофтом Холмсом. Ни в каком родстве с моим партнером он не состоит, это было сказано сразу; однако он признал тот факт, что имя и фамилия повлияли на его выбор основной профессии, каковой стало изучение методов великого сыщика. На вопрос, нет ли у него брата по имени Шерлок, я получил ответ, показавшийся странным: «Мои родители не были столь жестоки».
Паче того, этот Майкрофт Холмс – коротышка с рыжеватыми волосами. Ничуть не похож на дородного темноволосого детину, с которым я приятельствовал двумястами годами ранее.
Здешний Майкрофт настоял на том, чтобы все детали были тщательнейшим образом проверены, прежде чем из прошлого будет перенесен Холмс. Гении, пояснил сей джентльмен, имеют свойство ходить по краю безумия, и пусть я сам с легкостью выдержал перенос, для моего компаньона он может оказаться пагубным потрясением.
Но наконец Майкрофт и Холмса переместил в будущее, и сделал это, надо отдать ему должное, с исключительной точностью: едва мой друг переступил порог настоящего дома 221-б, как очутился в созданном здесь подобии. Вот с лестницы долетел так хорошо знакомый голос, весело делящийся новостями с двойником миссис Хадсон; длинные ноги, по обыкновению, стремительно взнесли Шерлока наверх, в нашу скромную квартиру.
Напрасно я рассчитывал на сердечное приветствие, на радостный возглас «Мой дорогой Ватсон!», на крепкое рукопожатие или иное проявление дружбы. Как вы догадываетесь, ничего подобного я не дождался. Совсем иначе выглядело наше предыдущее воссоединение, после трехлетней разлуки, когда Холмс странствовал по белу свету, а я считал его покойником. Нет, человек, чьи подвиги я имею счастье бытописать, даже не догадывался, сколько времени продлилось расставание на этот раз, и в награду за долготерпение я получил всего лишь рассеянный кивок.
Холмс расположился в кресле и уткнулся в вечернюю газету, но миг спустя раздосадованно хлопнул ею об стол.
– Черт знает что! Я уже читал этот номер. Ватсон, разве сегодня не приносили почту?
Судьба-насмешница не оставила мне иного выбора, кроме как принять столь неподобающую роль. Мы с Шерлоком будто местами поменялись, и теперь я был вынужден открывать ему глаза на происходящее.
– Дорогой мой Холмс, жаль вас расстраивать, но газеты уже давно не печатаются.
На его длинном лице сурово сдвинулись брови, в глазах появился грозный блеск.
– Ватсон, мне почему-то думается, что человек с вашим афганским прошлым должен быть более устойчив к воздействию солнечных лучей. Спору нет, жара нынче ужасная, но не настолько же, чтобы помрачить ваш рассудок.
– Уверяю вас, Холмс, он ничуть не помрачен, – вздохнул я. – Увы, я говорю истинную правду, хотя, признаться, мой отклик на эту новость был в точности таким же. Вот уже семьдесят пять лет как закрылась последняя газета.
– Семьдесят пять лет? Ватсон, помилуйте! Эта газета датирована четырнадцатым августа тысяча восемьсот девяносто девятого. Вчерашним днем!
– Боюсь, Холмс, вы заблуждаетесь. Нынче год две тысячи девяносто шестой от Рождества Христова, пятое июня.
– Две ты…
– Понимаю, дружище, это может показаться абсурдным…
– Это не может показаться абсурдным! Это и есть сущий абсурд, старина… Старина – так я привык обращаться по-дружески, но вам, конечно же, ни в коем случае не дашь двухсот пятидесяти.
– Возможно, я не тот, кто может все объяснить толком, – вздохнул я.
– Верно, – раздался голос в дверях. – А посему предоставьте это мне.
– Вы еще кто такой? – подскочил, как ужаленный, Шерлок.
– Меня зовут Майкрофт Холмс!
– Самозванец! – возмутился мой друг.
– Пожалуйста, не спешите с выводами, – возразил Майкрофт. – Хоть я и не являюсь вашим братом и даже завсегдатаем клуба «Диоген», но тоже ношу это имя и фамилию. Я ученый, воспользовавшийся некими научными принципами, дабы изъять вас из вашего прошлого и перенести в мое настоящее.
Сколько лет я знал своего друга – и лишь сейчас впервые увидел его начисто сбитым с толку.