Золотое руно (сборник)
Шрифт:
– Мисс, – ответил он, – мы знакомы?
Его слова поразили Никки, как нож – как скальпель . Разумеется, он должен её знать, раз она знает его. Но он не знал. На его лице не было ни намёка на узнавание.
– Я Никки, – сказала она, словно это могло для него что-то значить.
– Рад знакомству, – озадаченно ответил Эрик.
– Я вас знаю, – сказала Никки умоляющим тоном. – Я знаю вас, Эрик.
– Прошу прощения, гмм, Никки. Я не думаю, что мы когда-либо встречались.
– Чёрт возьми, – сказала Никки. – Это какое-то безумие!
– Что с ней? – спросил Эрик Стёрджесса.
Тамара указывала на кого-то; Никки обернулась, чтобы посмотреть. Это был охранник в форме.
– Нет, – сказала она. – Юрген, простите, что я вас ударила.
Стёрджесс вскинул брови.
– Откуда вы знаете, как меня зовут?
И правда, откуда она знает его имя? А имя Эрика?
И тут её осенило: она знает имя Юргена, потому что его знает Эрик. Они старые друзья, хотя на вкус Эрика Юрген несколько грубоват и мрачноват. Она знает… да, в общем-то, всё , что знает Эрик.
– Всё хорошо, – сказал Эрик, жестом прося охранника остановиться. – Сестра Энрайт за вами присмотрит. Мы окажем вам помощь.
Но это оказалось ещё хуже: внезапно Никки затопил поток воспоминаний – буйные пациенты, пациенты, изрыгающие ругательства, плотный мужчина наносит удар, другой падает и кричит – череда проблемных пациентов, с которыми Эрик имел дело за все эти годы.
– Я… я не такая, – Никки отшатнулась.
Эрик прищурился.
– Не какая?
Господи, она агент по недвижимости, а не какая-то долбанная паранормалка. Её сестра верила во всё это дерьмо, но она – нет. Это невозможно – у неё, должно быть, инсульт, или галлюцинации или хотя бы что-нибудь .
– Пойдёмте со мной, – сказала Хизер Энрайт. – Мы о вас позаботимся.
– Эрик, пожалуйста! – взмолилась Никки.
Но Эрик зевнул, потянулся, и они с Юргеном пошли прочь, погрузившись в обсуждение операции, которую Эрик только что делал. Она сопротивлялась усилиям Хизер увлечь её в противоположном направлении, пока Эрик не свернул за угол и не исчез с глаз долой.
Но в голове остался.
Глава 7
Министр обороны продолжал изучать размещённую на стене карту сосредоточения; она погасла на несколько секунд, но теперь снова включилась. Большинство авианосцев вышли на позиции, и у него на глазах «Рейган» придвинулся немного ближе к цели.
– Господин министр, – сказал сидящий рядом с ним аналитик, выглядывая из-за своего монитора, – мы потеряли Белый Дом.
Питер Муленберг нахмурился.
– Если основная линия повреждена, переключитесь на четвёртую вспомогательную.
В голосе аналитика слышалась боль.
– Нет, сэр, вы не поняли. Мы потеряли Белый Дом. Его… его нет . Бомба, которую там нашли, только что взорвалась.
Муленберг пошатнулся, наткнулся на стол. Ухватившись за него, чтобы выровняться, он уронил на пол большую папку. В глазах защипало, к горлу подступил ком.
В помещение ворвался помощник.
– Господин министр, они спрашивают, не нужно ли в качестве меры предосторожности эвакуировать Пентагон.
Муленберг попытался ответить, но обнаружил, что не может говорить. Он вцепился в край стола, пытаясь удержаться на ногах. Овальный кабинет, Комната Рузвельта, Комната прессы, Зал заседаний, Зал торжественных обедов, Спальня Линкольна и многое другое… всего этого больше нет? Боже…
– Господин министр? – сказал помощник. – Нам начинать эвакуацию?
Глубокий, судорожный вздох; попытка восстановить душевное равновесие.
– Пока нет, – ответил Муленберг – явно слишком тихо, чтобы помощник его услышал. Он попытался снова: – Пока нет. – Он заставил себя встать прямо. – Пусть продолжат поиск бомб, однако у нас здесь есть работа. – Он снова посмотрел на карту сосредоточения и почувствовал, что трясётся от ярости. – И никто не скажет, что мы её не делаем.
Бесси Стилвелл смотрела на свою сморщенную руку; кожа была белой, полупрозрачной и отставала складками. Она нежно сжимала руку взрослого сына – более гладкую и не такую бледную.
Бесси часто воображала себе сцену вроде этой: они вдвоём в больничной палате, один лежит на кровати, другой сидит рядом. Но она всегда представляла себя лежащей в постели в ожидании смерти, а Майка – сидящим рядом, выполняющим сыновний долг. В конце концов, её ведь восемьдесят семь, а ему пятьдесят два; именно так должна была разыгрываться эта сцена, роли в которой предписаны возрастом.
Но с ней всё было хорошо, более или менее. О, постоянно присутствовал фон из ломоты и болей, она плохо слышала, а при ходьбе опиралась на трость. Однако Майк должен быть здоров и бодр. Он же вместо этого лежит здесь, на спине, с трубками в венах и с закрывающим нос и рот респиратором.
Его отец дожил до шестидесяти, прежде чем с ним случился инфаркт, забравший его жизнь. По крайней мере, настигший Майка сердечный приступ его не убил – хотя был к этому очень близок. Стресс работы в Вашингтоне, безусловно, сказался; ему следовало остаться в Миссисипи.
У Майка не было своей семьи – по крайней мере, больше не было; его брак распался больше десяти лет назад. Он был трудоголиком; так сказала Джейн, когда уходила, или, по крайней мере, так Майк передал её слова Бесси.
– Спасибо, что пришла, мама, – сказал Майк, с трудом выговаривая каждое слово.
Она кивнула.
– Конечно, малыш.
Малыш. Она всегда его так звала. Прошло пятьдесят лет с тех пор, как он был таким же беспомощным, и вот теперь опять.