Золотое руно (сборник)
Шрифт:
– Мои… мои ранения… опасны для жизни?
– Да, сэр, если начистоту. Мы едва вас не потеряли на операционном столе.
Сет заставил себя открыть глаза. В стороне он заметил Сьюзан Доусон и ещё одного агента Секретной Службы, имени которого он не знал. Он чувствовал себя очень слабым, по-прежнему иссушенным; поверх физических страданий накладывалась эмоциональная мука.
– Вы… вскрывали… грудную клетку?
– Да, сэр, вскрывали.
– Сердце останавливалось?
– Да, сэр. На некоторое время.
– Говорят… когда ты на пороге смерти… то вся жизнь… проходит перед глазами.
Гриффин, всё ещё склоняющийся над ним, кивнул.
– Я слыхал об этом, сэр.
Сет несколько мгновений помолчал, пытаясь собраться с мыслями, пытаясь решить, хочет ли он доверяться этому человеку – но ведь это в самом деле было .
– Так вот, – сказал он, наконец, – со мной было что-то вроде того.
Голос Гриффина остался нейтральным.
– О?
– Да. Только вот… – Он секунду смотрел на доктора, потом повернул голову к окну. – Только я видел не свою жизнь.
– Что вы имеете в виду, сэр?
– Воспоминания кого-то другого, – пояснил президент. – Не мои.
Гриффин молчал.
– Вы мне не верите, – через силу произнёс Сет.
– Когда мозг лишается кислорода, может происходить множество необычных вещей, мистер президент, – сказал Гриффин.
Сет ненадолго прикрыл глаза – но образы по-прежнему были там.
– Это… не то. У меня воспоминания… кого-то другого.
Гриффин немного помолчал, потом сказал:
– Значит, вам повезло, сэр. Так получилось, что к нам приехал один из ведущих мировых экспертов по проблемам памяти – специалист из Канады. Я могу попросить его…
«Блэкберри» Гриффина, должно быть, завибрировал, потому что он достал его из кармана и посмотрел на экран.
– Помяни чёрта, – сказал он Джеррисону, потом заговорил в телефон: – Да, профессор Сингх. Э-э… да, да. Погодите-ка. – Он опустил телефон и повернулся к Сьюзан Доусон. – Ваше второе имя Мари?
Сьюзан вскинула брови.
– Да.
– Да, верно, – сказал Гриффин в телефон. – Что? Гмм, хорошо. Думаю, без проблем. Я скажу ей. До свидания.
Гриффин спрятал «блэкберри» и снова обратился к Сьюзан.
– Наш эксперт по проблемам памяти хотел бы поговорить с вами в своём офисе.
Глава 8
Эрик Редекоп продолжил свой путь по больничному коридору в компании доктора Юргена Стёрджесса. Они оба всё ещё были взбудоражены встречей с безумной женщиной по имени Никки, а Эрик к тому же валился с ног после долгой операции с президентом. Стёрджесс вскоре свернул, и дальше Эрик пошёл один. Посреди коридора располагался сестринский пост, и он улыбнулся сидящей там Дженис Фалькони. Ей было тридцать два, и выглядела она потрясающе: длинноногая, грудастая, с длинными прямыми платиновыми волосами и льдистыми голубыми глазами.
Обычно он видел её только в костюме медсестры, но однажды летом он наткнулся на неё на улице, когда на ней был надет топ, и с удивлением обнаружил у неё сложную замысловатую татуировку тигра, растянувшегося от левого локтя до плеча. Будучи врачом, Эрик инстинктивно не любил татуировок, но эта была так продумана и так искусно и достоверно раскрашена, что он не смог не восхититься; она стала нравиться ему ещё больше, когда Дженис рассказала, что сама выполнила рисунок, с которого сделали тату.
Конечно сейчас, подходя к посту, он не видел этой татуировки, но воспоминания о ней тем летним днём, когда её руки и плечи были открыты, вышли на первый план, и…
Ай!
Татуировка – это больно!
А такая замысловатая, как у Дженис – больно ещё как!
Эрик обнаружил, что теряет равновесие. Рядом у стены оказалась пустая каталка – он ухватился за её трубчатое металлическое ограждение и…
И он не мог отвести глаз от Дженис.
Она ещё не подняла голову, не заметила его, но…
Но он обнаружил, что вновь переживает тот летний день – тот августовский день у входа в «Филомену», ресторан, о котором он никогда не слышал и даже, он был уверен, не замечал, но название которого откуда-то знал.
Он крепче ухватился за каталку.
Симпатяшка.
Да, да, она – очень даже. Но не только слово «симпатяшка» выскочило у Эрика в голове. Нет, нет, нет, перед ним стояло местоимение.
Он симпатяшка.
И хотя Эрик до сих пор так думал только про детишек и младенцев, эта мысль была не о каком-то пацане с плюшевым мишкой. Она была о мужчине, взрослом мужчине. А ведь Эрик, как он сам любил об этом говорить, был пламенным гетеросексуалом. Однако же эта мысль была о мужчине с лысиной и седеющей бородой и…
Ох!
Эта мысль была о нём самом .
Да, он постригал бороду специальной парикмахерской бритвой, и да, он старался посещать спортзал хотя бы пару раз в неделю, но он вовсе не был нарциссом; он не думал про себя, что он симпатяшка. Собственно, он считал, что выглядит довольно забавно со своими глазами-бусинами и носом таким коротким, что его вполне можно было назвать «пуговкой».
Опа, он меня на меня смотрит.
Эрик был настолько сбит с толку, что уже готов был развернуться и удалиться туда, откуда пришёл, когда Дженис подняла голову и улыбнулась ему своей светлой искрящейся улыбкой, и…
Это она, сообразил он. Это то, что она думала обо мне в тот августовский день, но…
Но как ?
Боль от татуировки.
Дом – маленький, тесный.