Золотое время (антология)
Шрифт:
Перед рисунками он задержался, принюхиваясь. Сомнений быть не могло: пожар начался. И огонь приближался. Бёрк различил запах жженой резины и гудрона. «Горит изоляция», — мелькнуло у него в голове. Он на собственном опыте не раз убеждался в отвратительном качестве примитивных электропроводов 1904 года. Нужные ему рисунки были заключены в отдельные рамки. Он собрал их все вместе с рамками и бросился к окну, где его ждали «нарты».
Затем побежал обратно к итальянской коллекции. Он не рискнул взять картины вместе с рамами и вынужден был прибегнуть к тому же способу извлечения полотен, как с Рубенсом. В холл стал просачиваться дым. В любую минуту пламя могло охватить стену. Работая с лихорадочной
При виде огромного полотна Делакруа Бёрк на мгновенье возненавидел художников героической школы, но потом вспомнил тяжеленный гобелен, который ему удалось спасти в одной из предыдущих миссий, и мысленно рассмеялся. Он снял тяжелую раму со стены, быстро вырезал бритвой полотно и разбил на стене последние две капсулы с красителями; на Делакруа пришлось потратить две. В ту же минуту до него донеслись крики и топот бегущих ног. Он метнулся обратно к открытому окну и спрятался, пригнувшись за грудой похищенных сокровищ. Дым в анфиладе становился все гуще, и ему едва удалось различить две человеческие фигуры на фоне ярко освещенной лестницы в другом конце коридора. Они на что-то показывали, размахивая руками, и громко кричали, но Бёрк не разобрал, что именно. Потом они побежали в его сторону. Внезапно огонь взревел, и языки пламени взметнулись по стенам вдоль всей анфилады. Двое охранников в смятении отступили, повернулись и бросились назад к лестнице, призывая на помощь.
Бёрк не стал терять времени. Он распахнул окно, на сей раз не заботясь о шуме, и начал сгружать спасенные сокровища в ожидающие «нарты». По мере того как груда картин росла, «нарты» немного оседали, но затем снова принимали прежнее положение; их низкое, едва слышное гудение становилось все громче. Когда все было погружено, Бёрк перевесился через подоконник в антигравитационный экипаж, притворил за собой окно и поплыл над темным озером прочь от Галереи. Позади него слышались отчаянные крики; языки пламени уже пробивались наружу из окон анфилады, которую он только что покинул.
Бёрк пытался набрать наибольшую высоту, по перегруженные «нарты» не поднимались больше чем на сотню футов. Он летел через озеро в северном направлении, пока не различил слева от себя портовые склады, и тогда, полагаясь скорее на запахи, чем на видимые приметы, он срезал угол, обогнув фабричные трубы, и направился прямо к своему дому на Северном берегу. Спустя десять минут, никем не замеченный, он приземлился в саду, поднял «нарты» на фут над землей и ввел их за собой в подвал. На его часах было 19:12. Вся операция заняла немногим более часа.
Когда драгоценный груз наконец оказался в подземелье, Бёрк расслабился на несколько минут, выпил пива, выкурил сигарету. Ему будет явно не хватать пива, которое производили в Чикаго в 1905 году. Он подумал, почему это в его время уже никто не умеет варить такое пиво? Отдохнув, он вернулся в подвал, перенес все сокровища в бункер и замуровал вход в него, после чего заложил под антигравитационные нарты с «Инструментом» термитные фанаты, чтобы утром уничтожить и то и другое без следа.
Ему удалось поспать несколько часов. Еще до рассвета он поставил часовой механизм взрывателя на восемь утра и вышел из дому, не взяв с собой ничего, кроме одежды, которая была на нем. Когда в назначенный час фанаты взорвутся, «нарты», «Инструмент», весь дом эксцентричного богача Джонатана Бёрка — а если повезет и медицинский эксперт окажется невнимательным, то и сам Джонатан Бёрк — исчезнут из Чикаго навсегда. Останутся только
Он без труда проскользнул мимо сонного полицейского у ворот дома. Дошел до вокзала, там позавтракал и сел в поезд, который перевозил молоко и направлялся в Кэнкейки. К месту назначения он прибыл в полдень, несколько часов кружил по городу, затем сел на четырехчасовой мемфисский экспресс. Этот поезд не останавливался в Сентер-Сити, но проходил через него, и, едва стемнело, Бёрк заперся в туалете, где провел три тоскливых часа, снова и снова перечитывая табличку: «Пассажиры, Пожалуйста, Не Спускайте Воду Из Туалетов Во Время Остановок» и не обращая внимания на сердитый стук других пассажиров. Едва поезд отошел от Сентер-Сити, он на секунду вышел из своего добровольного заточения и дернул в коридоре шнур экстренного торможения. Поезд с лязгом остановился, и, пока длилась сумятица, пока кондуктор и тормозной допытывались, кто это сделал и зачем, Бёрк незаметно вышел из вагона и скрылся в кустах у железнодорожного полотна.
Прошло еще два часа, и лишь примерно к девяти вечера он, никем не замеченный, вошел в город. И тут, вместо того чтобы сразу пробраться в сквер у здания городского суда и не мешкая прорыть ход до люка в капсулу, он убедил себя, что еще слишком рано, и не торопясь направился по заснеженным пустынным улицам к дому Кэрри. Он заглянул в окно, надеясь, хоть краешком глаза, взглянуть на нее, но увидел только ее отца, который сидел в гостиной у очага и читал вечерний выпуск «Таймс». Бёрк обогнул дом Хатчинсов с задней стороны по узкой аллее, отделявшей его от домов на соседней улице. Он чуть не свернул себе шею, пытаясь забраться на мусорные ящики и в кухонное окно, как вдруг услышал позади себя голос:
— Кто здесь? Что вам нужно?
Это была Кэрри, которая выходила, чтобы покормить цыплят, и на минуту остановилась подышать чистым воздухом январской ночи.
Бёрк ни о чем не успел подумать.
— Это я, Джонатан, — сказал он. Кэрри разрыдалась от радости.
— О Джонатан! Я думала, ты никогда не вернешься…
— Я вернулся, милая, и я так тебя люблю! Я вернулся, Кэрри…
И тут, к своему несказанному изумлению, он вдруг принял решение и с не меньшим изумлением услышал свои слова:
— Я вернулся и я остаюсь здесь. Сентер-Сити — мой город, и ты тоже — моя.
Она спрятала лицо у него на плече, одновременно смеясь и всхлипывая. Потом прошептала, сияя от счастья:
— Пойдем в дом, Джонатан. Мама и отец будут так тебе рады!
Он чуть отстранил ее.
— Кэрри, я не могу объяснить, но сейчас не могу прийти к вам. Мне еще нужно кое-что закончить.
Кэрри взглянула на него, ее серые глаза были серьезны.
— Хорошо, Джонатан, если сейчас ты не можешь, значит, есть причина. Но когда тебя ждать?
— Скоро, Кэрри, очень скоро. Завтра. Не знаю точно когда, но завтра. И тогда ты простишь и забудешь все эти мои… странности.
По дороге к скверу Бёрку никто не встретился. Он дошел до места, где под землей лежала капсула времени, и принялся раскапывать замерзшую землю карманным складным ножом. На это ушло около часа, но в конце концов ему удалось добраться до люка и очистить его. Он надавил люк внутрь, разделся догола и, дрожа от холода, пролез в отверстие, в грязь и мелкий гравий, которые насыпались в аппарат еще тогда, в июне. Задраив люк, он откинул защитную заслонку с приборов и внимательно прочел их показания. Затем опустил тумблер, услышал три знакомых сигнала — бип-бип-бип — и задержал дыхание, борясь с тошнотой временного перехода. Но вот полуобморочное состояние прошло, он снова потянул люк на себя и увидел над собой улыбающееся лицо юной ассистентки доктора Эмерсона.