Золотоискатели в пустыне
Шрифт:
Настала очередь Мафу и Лю Пи. Чаша была выметена, желоба очищены, и предшественник домывал свое золото под зорким оком надзирателя возле небольшого пруда, занимавшего часть двора и наполнявшегося водой, стекавшей из жолоба после промывки. Из этой воды на дно пруда осаждалась принесенная ею кварцевая мука, которую время от времени приходилось выгребать и отвозить на соседний отвал. Отстоявшейся водой пользовались для промывки, когда нехватало воды в шахте.
Мафу и Лю Пи засыпали лопатами свою руду на дно чаши; погонщик Ли Ю щелкнул бичом, и ишак, отдыхавший во время чистки, свесив уши и полузакрыв глаза, встрепенулся и зашагал по кругу. Заскрипели оси, заскрежетал кварц
— Да будет вам обильный выход! — сказал Ли Ю, когда кварц заскрипел под жерновом.
— Благодарю, — ответил Лю Пи, поднимая вверх правую руку, сжатую в кулак, с оттопыренным большим пальцем, что обозначало радость по поводу доброго пожелания.
— Ну, в этот раз ничего хорошего не будет, жила обеднела, — проворчал Мафу.
— Шш, болтун, — зашипел его товарищ. — Разве можно ругать жилу во время промывки? Демоны скроют все золото за такие речи.
— Ну, у тебя везде демоны! — усмехнулся Мафу. — Выдумки все это, бабьи россказни! Сколько дней я ковыряюсь в шахте, а демонов не видел и не слышал.
— Они невидимы для людей, — сердито сказал Лю Пи, принявшийся за дробление крупных кусков руды, — но слышать их можно. Когда перестанешь в шахте бить по кварцу, всегда услышишь: то щелкнет здесь, то треснет там, то запищит, как мышь. Это они при полете задевают крыльями за выступы.
— Я думаю, что это просто совы, которые живут в шахтах, — сказал Мафу. — И те огненные глаза, которые ты видел в чужой шахте на Дарбуты, тоже были совиные.
— Еще что выдумал! — крикнул Лю Пи. — Сов я видал и знаю. Помолчи лучше, если не можешь сказать ничего разумного!
Мафу улыбнулся, но спорить перестал. Некоторое время длилось молчание, зато усердно стучали молотки, дробя кварц, а жернов аккомпанировал им своим скрежещущим гулом. Вода однообразно журчала, падая из жолоба, ишак также равномерно стучал копытами по твердой земле. Ли Ю сидел на корточках, и как только ишак начинал замедлять свой ход, покрикивал: «и, и, и» или щелкал бичом. По временам Лю Пи или Мафу, прерывая дробление руды, поднимались, шли вслед за ишаком и взрыхляли слой давленого кварца на дне наши или подсыпали свежей руды, равномерно ее разбрасывая.
Рудокоп, домывавший руду, ушел с надзирателем в фанзу, где последний взвешивал золото и отделял долю казны и плату за помол.
Воспользовавшись отсутствием надзирателя, погонщик Ли Ю сказал рудокопам:
— Когда лое будет вешать ваше золото, смотрите в оба.
Лю Пи кивнул головой и сказал:
— Приходи сегодня ужинать. Жарко, надо съесть мясо, а то испортится.
— А что, лое припрятал все мясо? — поинтересовался Мафу.
— Все как есть убрал в кладовую. Целый месяц не будем покупать баранов у калмыков, сказал.
— Разве мало у него денег? Скряга! — сказал Лю Пи. — Каждый день золото с нас собирает…
— В Чугучак отсылает, семейство кормит, долги платит. За свою должность немало заплатил, — пояснил Ли Ю.
— Видно, доход имеет большой, иначе не стал бы покупать эту службу?
— Как поживаете? Кушали уже или не кушали? [15] — раздался пискливый голос появившегося во дворе китайца, опрятно одетого в длинную синюю курму [16] , буро-зеленые панталоны, завязанные у щиколоток, и синие туфли на толстой подошве. Из-под черной атласной шапочки с красной шишечкой свешивалась сзади коса, искусственно удлиненная вплетенными
15
Обычное приветствие китайцев при встрече.
16
Курма — верхняя одежда.
— О, Ван Ли уже вернулся! — воскликнул Лю Пи, отвечая на приветствие. — Как это ты успел? Или тебя хый-фын принес на крыльях воздушных демонов?
— Именно он! — засмеялся Ван Ли, присаживаясь на корточки вблизи рудокопов и доставая кисет и длинную трубку с нефритовым мундштуком.
— Какой разумный китаец поедет в далекий путь, когда хый-фын на примете? — продолжал Ван Ли, высекая огонь. — А что, сегодня много золота намоешь? Свой долг уплатишь? — обратился он к Лю Пи.
— Едва ли много, жила плоховата стала, тверда, как кремень, — ответил Лю Пи несколько смущенно.
Лавочник Ван Ли, которому многие рудокопы задолжали за припасы, имел обыкновение приходить на мельницу, когда его должники мололи руду, чтобы взыскать долг, или хотя бы часть его, тут же на месте из намытого золота. Лю Пи, не ожидавший столь быстрого возвращения Ван Ли, рассчитывал на этот раз ускользнуть от уплаты из своей рудной выручки и был неприятно поражен появлением лавочника. Но приходилось «сохранять свое лицо».
— Вот в следующий раз, наверно, золота будет больше, — сказал он.
— Все вы так говорите, — проворчал Ван Ли. — Что-то плохо стали работать в Чий Чу. Или золото кончается, или люди обленились. Каждый месяц долги нарастают. Хоть закрывай лавку…
— Правда, — подтвердил Мафу. — Исхудали наши жилы.
— Не каркай, ворон! — рассердился Лю Пи. — Накличешь худа. В жилах всегда то густо, то пусто. Перетерпим — опять хорошо будет.
ЖАДНЫЙ НАДЗИРАТЕЛЬ
Ван Ли посидел с рудокопами и пошел в фанзу к надзирателю, с которым также имел счеты. Часа через три руда Лю Пи была перемолота и промыта. Мафу занялся очисткой чаши. Лю Пи вызвал надзирателя и в присутствии его и Ван Ли собрал драгоценные остатки из жолоба и промыл их у пруда в ручной деревянной чаше, имевшей вид плоского конуса. Положив в нее несколько горстей кварцевой муки с золотом и налив воды, Лю Пи приводил чашу в быстрое вращательное движение; вода взмучивалась и, выплескиваясь через борта, постепенно уносила кварц, тогда как золото собиралось в центральном углублении. В несколько приемов были промыты все собранные в жолобе остатки, и надзиратель понес золото в фанзу. Лю Пи, Мафу и Ван Ли последовали за ним.
Фанза надзирателя состояла из двух небольших комнат и кухни с земляными полами, окнами, заклеенными бумагой, и камышовыми потолками-крышами, как и в жилищах рудокопов. В первой комнате под окном стояли квадратный стол и неуклюжее жесткое кресло, на столе лежали свертки бумаги, несколько книг, кисть для писания и тушь, растертая на квадратном блюдце из мягкого сланца.
Надзиратель уселся в кресло и вынул из плоского футляра маленькие китайские весы-безмен, на костяном коромысле которого были нанесены какие-то черточки и точки. К одному концу на шелковых шнурках была подвешена медная чашечка, в которую ссыпалось золото, а на другой конец надевалась на шнурке медная гирька. Взяв двумя пальцами шнурок, продетый через коромысло ближе к чашке, и передвигая гирьку в ту или другую сторону, можно было уравновесить чашку с золотом, а по черточкам коромысла в том месте, где шнурок гирьки был остановлен, отсчитать вес золота.