Золотой билет
Шрифт:
– Вот блин, дорассказать не дают! – дежурный швырнул трубку на стол.
И как бы в свое оправдание пояснил:
– Все равно бригада на выезде. Так о чем это я? О сортирах. Помню, старуха одна вывалила в толчок мешок мелкой картошки. Мужики в трубу полезли, а картошка как пошла оттуда строчить, как из пулемета – тра-та-та-та. Вот была потеха.
– А еще было дело, – он понизил голос, – Иваныч, ну бригадир сантехников наших, из канализации младенчика достал.
– Живого? – глупо спросил я.
– Зачем, дохлого. Ну то есть нет, не
Вернулась с вызова бригада. Ромашкин водрузил телефонную трубку на место, и в ту же минуту аппарат заверещал, как резаный.
– Але! Аварийка слушает. Что? – мастер сердито сдвинул брови. – Что значит, долго занято! Вы что же, думаете, одна сюда звоните? Занято – значит, занято, чего тут непонятного, – он поморщился и, отстранив от уха визжащую трубку, рубанул себя ладонью по горлу, мол, достала.
– Успокойтесь, гражданочка. Всех заливает. У меня не тысяча человек в штате. Что? На выезде они, на вы-ез-де! Нет, говорю, бригады сейчас. Потерпите, чего вы так нервничаете. Приедут к вам. Сказал же, приедут. Да. Как только, так сразу.
Ромашкин грохнул трубку на рычаг. Аппарат жалобно бдзынькнул.
– Опять эта ненормальная с Молодежной. Третий раз звонит.
– Ну так мы съездим? – с готовностью взялся за дверную ручку бригадир.
– Погоди, успеется. Сперва в новый район сгоняйте. Соседи звонили. Час уж без холодной воды сидят.
– Опять что ли, водоканал напортачил? – хмыкнул Иваныч.
– Не, водоканал божится, что они ни при чем. Похоже, кто-то из местных. И это, Иваныч, корреспондента с собой захватите. Покажете ему что там и как.
Через десять минут наш аварийный уазик был на месте.
На снегу виднелись свежие следы мужских сапог, ведущие в подвал, однако, железная дверь была на замке. Бригадир похлопал себя по карманам и, выудив из куртки нужный ключ, сунул его в замочную скважину.
Дверь скрипнула, в нос шибануло теплой подвальной прелью и кошачьей мочой.
Сгибаясь под низкими потолочными сводами, сантехники на ощупь пробирались в глубь подвального лабиринта, туда, где тускло мерцала одна-единственная лампочка Ильича.
За ними, брезгливо смахивая с лица паутину и стараясь не измазаться о склизкие ржавые трубы, полз на полусогнутых я.
– Ага, вентиль закручен, вода слита, кто-то здесь уже до нас побывал, – Иваныч довольно потер шершавые ладони. – Ну щас мы ему устроим фонтан дружбы народов!
Бригадир слегка приоткрыл вентиль, сдвинул рукав куртки и посмотрел на часы.
– Ща, прибежит, как миленький.
Прошло пять минут. Иваныч взялся за вентиль и сделал еще два оборота. Но даже после полного включения воды в подвал никто не явился. То ли вредитель успел устранить неполадки, то ли в этот самый момент боролся с внезапным наводнением в квартире.
– Хоть бы предупредил, что стояк перекрыл, – в сердцах сплюнули мужики. – А то из-за этого охламона
3 Предложение мастера
– Ну как? – поинтересовался у Иваныча Ромашкин, когда бригада ввалилась с мороза в диспетчерскую.
– Порядок. Вызовы есть?
– Не, футбол все смотрят. Только эта психованная с Молодежной никак не уймется.
– Ну так мы съездим?
– Ладно, валяйте.
– Ты с нами? – обернулся в дверях Иваныч ко мне.
– Нет, он со мной, – опередил меня Ромашкин. – Я тут еще пару случаев вспомнил. Ты ведь никуда не торопишься?
– Никуда, – кивнул я. Было видно, что мастеру до смерти хочется с кем-то поговорить.
– Ну и отлично! Тогда слушай. Только ты про это не пиши, я тебе как другу, не для печати. В общем, одному мужику в Новый год жена на бутылку не дала, так он психанул, пошел и снес молотком в сортире вентиль с горячей водой. И сам, дурак, ошпарился и шесть этажей затопил. Отомстил, называется. Полгода потом соседям ущерб возмещал.
– А жена тоже дура, – внезапно разозлился он. – Бутылка сколько стоит, а ремонт сколько? Вот люди! Ни ума, ни фантазии. Еще есть умники, сантехнику под давлением меняют. У одного такого, помню, вентиль сорвало. Звонит: с чего бы вдруг? А воду-то кто за тебя перекрывать должен, – спрашиваю. – Я что ли? Там давление шесть атмосфер. А он мне, знаешь, что. Я, говорит, думал, раз дом маленький, значит, и давление так себе. Во дает!
– А бывают и совсем дурацкие звонки типа: «У меня пока батареи не грели, телевизор показывал, а сейчас греют – не показывает», – хихикнул Ромашкин. – Слушай, а тебе часто психи в твоей профессии попадаются?
– Да постоянно! – выпалил я.
Сумасшедшие наведывались в нашу редакцию с завидной регулярностью. Чаще всего осенью и весной. Одни жаловались, что враги изводят их ультразвуком и облучают рентгеновскими лучами, другие обвиняли соседей – те якобы, травят их ядовитыми газами, который закачивают в электрические розетки.
Мадам Галин, пожилая экстравагантная дама в шляпе с перьями, бывшая учительница французского языка, заваливала отдел писем виршами собственного сочинения. Стихи посвящались двум известным в городе психиатрам, лечащим врачам мадам Галин.
Она любила их безответной платонической любовью. По очереди. Сначала одного, потом другого. В моменты, когда возлюбленные в ее галоперидольной реальности менялись местами, она, чрезвычайно возбужденная прибегала в редакцию и требовала тетрадку со стихами назад. Тут же на коленке перечеркивала ненавистное имя, вписывала другое и со словами «вот теперь можно печатать», счастливая, уходила домой. Стихи, конечно же, никто не публиковал, но мадам Галин втайне была этому даже рада. Она боялась ненароком обидеть обделенного любовью соперника – не ровен час чувства к нему вспыхнут опять, ну и как тогда бедной женщине быть? Снова слетать с катушек?