Золотой человек

Йокаи Мор

Сам он не плакал. Нет, он изумлялся. Его потрясло величие ее души. Как недосягаемо высоко, по сравнению с ним самим, стояло это бедное, горемычное существо! Женщина, сумевшая из сострадания к нему, нежно заботясь о любимом, так долго скрывать собственные муки! Как же безгранична ее любовь!..

Наконец Ноэми выплакалась. И улыбнулась Михаю. Словно брызнуло на него показавшееся из-за туч лучезарное солнце.

— И ты смогла все это скрыть от меня?

— Я опасалась за твою жизнь.

— Ты не решалась даже

поплакать, боясь, как бы я не заметил твоих слез?

— Я все ждала, когда можно будет дать себе волю…

— Ты уходила от меня, чтобы ухаживать за ним, а я, неблагодарный, еще упрекал тебя за это!

— Я же не слышала от тебя ни одного худого слова, Михай.

— Целуя его за меня, ты знала, что это был прощальный поцелуй! Я укорял тебя за шитье нарядов, а ты в это время готовила ему погребальную рубашку! И ты ласково улыбалась мне, когда твое сердце пронзали кинжалы, когда оно обливалось кровью! О Ноэми, как я боготворю тебя!

А ей, бедной, нужна была только его любовь.

Михай привлек ее к себе на колени.

Шелест листьев и трав, гуденье шмеля, жужжанье пчел уже больше не казались ему невразумительным лепетом. Мысли его прояснились, он начал постигать истинный смысл шумов, возникавших в его голове. После долгого задумчивого молчанья он снова заговорил:

— Где вы его похоронили? Сведи меня на его могилу.

— Только не сегодня, — упрашивала Ноэми. — Идти туда далеко и для тебя слишком утомительно. Сходим завтра, ладно?

Но ни завтра, ни послезавтра, ни даже спустя еще много дней Ноэми так и не повела Михая туда, где покоился маленький Доди.

— Ты станешь дневать и ночевать возле могилы и снова захвораешь. Я решила не насыпать там могильного холма, не ставить надгробного памятника, чтобы ты не ходил туда и не расстраивался.

Но печаль не оставляла Михая.

Когда наконец он настолько окреп, что смог прогуливаться по острову один, он упорно стал разыскивать место, которое ему не хотели показать.

Однажды он вернулся к хижине с просветлевшим лицом, держа в руке полураскрытый бутон одной из тех белых роз, что не имели запаха.

— Это те самые розы? — спросил он.

Ноэми, пораженная, утвердительно кивнула головой. Значит, им так и не удалось скрыть от него могилку… Он заметил не так давно посаженный куст, которого тут прежде не было. И на время даже успокоился, как человек, решивший какую-то важную для себя задачу.

Целыми днями просиживал Михай на скамье перед домом и, вороша палкой речную гальку под ногами, думал:

«Ты говорил, что не отдал бы его ни за какие блага в мире, даже за целое поле, усеянное алмазами, а за какую-то дрянную глиняную трубку ударил его по ручонке!»

Чудесный ореховый теремок стоял незаконченный, совершенно заброшенный, вся поляна вокруг него густо заросла лавандой и нарциссами. Михай теперь даже близко

не подходил к своему творению. Он изнемогал под тяжестью горя, и жизненные силы его восстанавливались необычайно медленно, Только Ноэми поддерживала их.

Меланхолия

Куст белой розы стоял в полном цвету. Михай изо дня в день следил, как развертываются его бутоны. Распустившиеся розы он срезал, складывал в бумажник и высушивал у себя на груди. Невеселое занятие! Чуткость Ноэми, ласки, которыми она его осыпала, не могли рассеять его мрачной тоски. Даже эти нежные женские ласки были ему в тягость.

Между тем Ноэми легко могла бы исцелить его хандру, утолить печаль, стоило ей сказать одно только слово. Но женская стыдливость не позволяла ей произнести его вслух. А сам Михай ни о чем не догадывался. Человек, у которого болит душа, неотступно предается грустным воспоминаниям. Тимар был весь поглощен раздумьем о прошлом.

Однажды Ноэми сказала Михаю:

— Не лучше ли тебе сейчас уехать отсюда?

— Куда?

— Туда, в широкий мир. Здесь все наводит на тебя грусть, а чтобы окончательно поправиться, непременно надо рассеять эту тоску. Я сегодня же соберу тебя в дорогу. А завтра фруктовщики смогут перевезти тебя на тот берег.

Михай ничего не ответил, лишь кивнул головой в знак согласия. Он и сам сознавал, что тяжелая болезнь сильно расшатала его нервы. Теперь его угнетало ложное положение, в которое он попал, к тому же он сильно горевал по малютке. Он чувствовал, что если останется еще прозябать на острове, то может дойти до сумасшествия или самоубийства.

Самоубийство? Для малодушного человека это, пожалуй, самый легкий способ вырваться из беды. Душевные невзгоды и неудачи, отчаяние, угрызения совести и травля со стороны недоброжелателей, несправедливости, разочарования, крушение надежд, телесные страдания, кошмарные видения, воспоминания о понесенных утратах, немеркнущий образ умерших близких — все окажется лишь дурным сном, от которого можно мгновенно пробудиться, едва нажмешь курок пистолета. Ну а те, у кого хватает сил оставаться жить на этом свете, пусть себе живут на здоровье.

В последний вечер перед отъездом Михай вместе с женщинами вышел после ужина в палисадник. Все трое присели на скамейку возле хижины. Михай с грустью подумал, что еще недавно их было четверо.

Шар луны то и дело прятался за серебристыми облаками. Ноэми положила руку Михая себе на колени и долго не выпускала ее из своих ладоней.

— Что это за небесное тело, луна? — спросила она.

Покоившаяся у нее на коленях рука Михая судорожно сжалась в кулак.

«Это моя несчастливая звезда, — подумал он. — Не видеть бы мне никогда того зловещего красного полумесяца!»