Золотой человек

Йокаи Мор

Тимар не стал разубеждать старика и, отослав рыбаков, улегся спать.

Только теперь он почувствовал, до чего устал. Очутившись в постели, он мгновенно заснул мертвым сном.

Сон освежил его и вернул ему силы. Гнетущие заботы отступили на задний план. Казалось, целая вечность отделяла его от событий, разыгравшихся два дня назад.

Утро еще не наступило, но, к удивлению Тимара, в комнате было светло, — сквозь затканное ледяными узорами окно сочился лунный свет. Значит, небо прояснилось. Вскочив с постели, он, по обыкновению, умылся с головы до ног студеной водой, торопливо оделся и поспешно вышел из дома полюбоваться привольем Балатона.

Ледяная гладь озера представляет собой пленительное зрелище, особенно в первые

дни после наступления морозов. Когда застывают реки, на их поверхности громоздятся ледяные глыбы. Громадное озерное пространство замерзает совсем не так. В минуты затишья Балатон покрывается хрустальной коркой без единой морщинки и к утру становится похож на гигантское зеркало. А в лунную ночь озеро сияет, словно отлитое из серебра. Его гладкую поверхность бороздят колеи дорог, ведущих к окрестным селениям, пересекаясь, как линии, начертанные на стеклянной доске. В этом ледяном зеркале отражается Тиханьское нагорье с двуглавым собором на вершине.

Тимар долго стоял на берегу, не в силах оторваться от этого волшебного зрелища. Он очнулся, когда стали подходить рыбаки. Они тащили сети, багры, ледорубы и прочую снасть для пробивания льда. Лов, по их словам, следовало начинать с восходом солнца.

Наконец все оказались в сборе и, встав в кружок, запели вслед за старостой. Тимар отошел в сторону, у него не было желания обращаться к всевышнему. Зачем взывать к тому, кто и сам все знает, кого нельзя обмануть благочестивыми песнопениями? Слова молитвы, повторяемые береговым эхом, разносились мили на две вокруг.

Тимар спустился к берегу и пошел по льду в глубь озера.

Занималась заря. Месяц побледнел, а край неба на востоке начал розоветь. Бледно-алые отблески заиграли на необозримой ледяной поверхности. Одна половина озера окрасилась в лиловые и медно-красные тона, другая оставалась лазурно-голубой.

Постепенно светлело. Золото и багрянец заливали небосвод, отражаясь в ясном ледяном стекле. Из мглистого багряно-фиолетового зарева появился солнечный шар, окруженный огненно-алым сиянием. Это было величественное зрелище. Такой сказочной картины не увидишь ни на каких морях! Казалось, всходили два солнца, одно на небесах, другое в ледяной бездне.

Но вот солнце поднялось на румяный, подернутый дымкой небосклон и яркие лучи залили все вокруг.

— Эй, сударь! Эге-гей! Смотрите не пугайтесь! Сейчас вы кое-что услышите! — крикнул издали Тимару старый рыбак Галамбош.

«Разве меня может теперь что-нибудь на свете испугать?» — подумал Тимар, недоверчиво пожимая плечами.

Но вскоре ему пришлось все-таки испытать страх.

Солнечные лучи, заливая недавно скованный морозом Балатон, извлекают изо льда какие-то причудливые звуки, похожие на звучание металлических струн тысячи эоловых арф, на звон, издаваемый статуей Мемнона. [23] Таинственное звучание все нарастает, и кажется, будто подводные нимфы перебирают пальцами струны лютен. Затем раздается резкий, прерывистый треск, похожий на грохот канонады. И с каждым взрывом в прозрачной оболочке озера образуются все новые трещины. Они разбегаются вкривь и вкось по всему ледяному полю, пока оно не примет вид исполинской мозаики, сложенной из мириадов кубиков, пятиугольников и призм всевозможных форм и размеров. У того, кто слышит это впервые в жизни, сердце невольно начинает биться сильнее. Вся поверхность ледяного поля поет, звенит и трещит. Оглушительные удары грома как будто сливаются с нежными напевами цитры. Порой кажется, что это стреляет какое-то мощное орудие и отзвуки залпов разносятся на несколько миль вокруг.

23

Статуя Мемнона — находящаяся в Египте полуразрушенная землетрясением статуя мифического героя Мемнона. При восходе солнца она издает дрожащие звуки,

похожие на звон лопающейся струны, — это воздух проходит сквозь ее трещины. Отсюда возник миф о том, что Мемнон, душа которого заключена в статуе, приветствует свою мать Зарю.

Однако рыбаки как ни в чем не бывало приступили к делу и преспокойно разворачивали свои неводы на грохочущем льду. Вдали, пересекая озеро, четверки волов лениво тянули возы с сеном. И люди и животные в этих краях давно привыкли к грозному реву льдов, который продолжается до тех пор, пока не сядет солнце.

Но на Тимара этот феномен произвел огромное впечатление. Величественные явления природы всегда восхищали его. Пытаясь разрешить загадки вселенной, он допускал, что все в мире обладает сознанием, — и ветер, и буря, и молния, и земля, и луна, и звезды. Какой мудрец может разгадать, о чем говорит это ледяное поле под ногами Тимара!..

Его размышления прервал такой оглушительный грохот, будто выпалила сотня пушек или под землей взорвалась мощная мина. Все вокруг затряслось. Взрыв был ужасной разрушительной силы. Ледяную поверхность озера наискось прорезали трещины от фюредского берега до полуострова Тихань, — не меньше чем на три тысячи шагов. Льды разошлись, и разверзлась расщелина шириной около сажени.

— Пролом! Пролом во льду! — во все горло закричали рыбаки и, бросив сети, кинулись к расщелине.

Тимар находился всего в каких-нибудь двух саженях от расщелины и своими глазами видел, как она образовалась. У него дрожали колени от чудовищного сотрясения, расколовшего толщу ледяного покрова Балатона. Как зачарованный стоял он, задумчиво и безмолвно наблюдая эту величавую картину. Шумная ватага сбежавшихся рыбаков вывела его из оцепенения.

Рыбаки сказали Тимару, что в их краях это называют «ледяным громом». Внезапно образовавшаяся трещина весьма опасна для пешеходов. Она никогда не замерзает, потому что вода в ней непрестанно плещется и колышется. Издали ее заметить трудно, поэтому добрые люди в этих местах первым делом ставят вехи там, где расщелину пересекают дорожные колеи. Шесты с прикрепленными к ним крест-накрест пучками соломы заблаговременно предупреждают прохожих о грозящей им беде.

— Но случается еще и не такая напасть, — рассказывал Тимару старый Галамбош. — Иной раз налетит шквал, края расщелины столкнутся друг с другом, и такой грохот стоит, что хоть уши затыкай. А то бывает — отколется от края глыба и встанет поперек трещины, как мост. И если кто наедет на это гиблое место, тут ему и конец. Лед мигом подломится, и бедняга канет в пучину…

Время близилось к полудню. Можно было наконец приступить к лову.

Подледный лов на Балатоне — очень интересное занятие. В эту пору в заводях собираются стаи рыб. Там, где их скапливается особенно много, ловцы прорубают во льду, на расстоянии пятидесяти саженей, две большие проруби около двух саженей шириной. Затем они проделывают еще несколько небольших отверстий шириной в два фута, так, чтобы все проруби были расположены на трапеции, маленькие — на ее углах, большие — на противоположных ее сторонах. Вырубленные ледяные плиты ставятся ребром у самых прорубей, остерегая проходящих по озеру людей. Эти расставленные по всему озеру ледяные глыбы сверкают гранями, как огромные алмазы.

Рыбаки подтащили длинный невод к большой проруби, которая находилась ближе к середине озера. Развернув его, они привязали концы к двум длинным шестам, затем один из молодых рыбаков опустил шест с прикрепленным к нему неводом в прорубь и начал проталкивать его подо льдом, до небольшого отверстия, возле которого стоял другой рыбак. Как только в маленькой проруби показался конец шеста, парень подхватил его и протолкнул к следующей дыре, у которой дежурил третий рыбак. Такой же путь по другую сторону четырехугольника проделала и вторая жердь с привязанной к ней другой половиной невода. Наконец оба шеста сошлись у большой проруби — той, что была ближе к берегу.