Золотой человек
Шрифт:
Не трижды, а четырежды! Последнего обстоятельства господин министр еще не мог знать после окончания аудиенции. Оно открылось ему лишь тогда, когда, приехав на обед домой, он узнал от конюшенного, что приходил какой-то венгр, которому, по его словам, господин министр поручил купить с аукциона восьмитысячный выезд банкира Зильберманна, и привел лошадей. О цене он якобы лично сообщит его высокопревосходительству. Поистине четырежды золотой человек!
Когда к вечеру Тимар явился в канцелярию министра, на лицах всех встретившихся на его пути чиновников он увидел заискивающую, подобострастную улыбку. Это был отблеск золота.
Его высокопревосходительство
— Прочтите, пожалуйста, устраивает ли вас это соглашение?
Первое, чему удивился Тимар, читая договор, был срок аренды, определенный не на десять, как он просил, а на двадцать лет.
— Вам подходит такой срок?
Еще бы!
Второе, что поразило Тимара в этом документе, было его собственное имя, которое теперь звучало так: «Дворянин Михай Тимар-Леветинци».
— Вас устраивает этот титул?
«Дворянин Михай Тимар-Леветинци — что ж, вполне благозвучно», — подумал Тимар.
— Грамоту о возведении вас в дворянское звание мы вышлем следом за вами! — улыбаясь, проговорил его высокопревосходительство.
Тимар поставил под контрактом свою подпись с указанием своего нового титула.
— Не спешите, — задержал Тимара министр, когда тот собрался было откланяться. — Я хотел еще кое о чем с вами побеседовать. Святым долгом правительства является достойно отмечать заслуги своих верноподданных, честно выполняющих свой патриотический долг. Мы воздаем должное в первую очередь тем, кто снискал уважение на почве развития национального хозяйства и торговли. Не могли бы вы подсказать мне имя человека, который в наибольшей мере достоин награждения орденом Короны?
Его высокопревосходительство, разумеется, ожидал лишь единственный ответ на свой вопрос: «Вот моя петлица, ваше сиятельство, вам не найти лучшего места для этого ордена! Вы ищете человека, достойного награды? Вот он, перед вами!»
Ничего удивительного в этом бы не было. Ведь сама постановка вопроса предполагала подобный ответ.
Тем большее изумление испытал министр, когда Михай Тимар-Леветинци после короткого раздумья сказал:
— Да, ваше высокопревосходительство, я осмеливаюсь назвать вам имя такого человека. Он давно окружен всеобщим уважением и является настоящим благодетелем для людей, среди которых живет. Это православный священник — благочинный Плесковацкого прихода Кирилл Шандорович, достойнейший претендент на высочайшую награду.
Министр опешил. В жизни ему еще не встречался человек, который на вопрос: «Кому пожаловать этот орден?» — не ответил бы, повернувшись лицом к зеркалу и показывая на самого себя: «Вот этому достойному кандидату!» Вместо того чтобы поступить таким естественным образом, Тимар зачем-то вспомнил какого-то никому не известного попа, даже не католика, живущего где-то у черта на рогах, в захудалой деревушке, причем поп этот не кум ему, не сват, вспомнил, чтобы сказать про него: «Вот этого человека я считаю более достойным высокой награды, чем самого себя!»
Да, это золото, пожалуй, уж слишком высокой пробы! Чтобы обработать его, ювелирных дел мастеру потребуется, верно, примешать к нему три карата серебра.
Хочешь не хочешь, а предложение было сделано, и его следовало принимать всерьез.
— Ну что ж, так тому и быть, — согласился его высокопревосходительство. — Однако вручение самой награды
— Отец благочинный чрезвычайно скромный человек, ваше высокопревосходительство, и он только тогда возьмет на себя смелость написать нужное прошение, если получит на то указание вашей милости.
— Ах так? Понимаю, понимаю. Ну что ж, я могу собственноручно написать ему несколько строк. Вашей рекомендации для меня вполне достаточно. Государство должно поощрять скрытые добродетели и заслуги.
И его высокопревосходительство собственноручно написал несколько вдохновляющих слов господину приходскому священнику Кириллу Шандоровичу, заверив его в том, что все прежние выдающиеся заслуги означенного Шандоровича не укрылись от внимательного ока государства и, если не встретится с его стороны возражений, они будут достойно отмечены и вознаграждены орденом Короны.
Тимар сердечно поблагодарил господина министра за оказанную милость, а тот, в свою очередь, заверил Тимара в своем желании оказывать ему и в дальнейшем высокое покровительство.
Пройдя через анфиладу залов и служебных комнат министерства, в которых смиренно сидели, ожидая решения своих дел, десятки посетителей из разряда простых смертных, Тимар убедился, что все чиновники, через руки которых должны были пройти его документы, выказывали ему полную готовность услужить. Вместо долгих недель хождения по бюрократическим лабиринтам он смог проскочить все круги этого ада ровным счетом за один час.
Дух «очищающего кувшина» из Оршовы невидимо витал над ним и действовал безотказно.
Наступил вечер, когда Тимар запаковал все свои оформленные и скрепленные печатью контракты в кожаный портфель.
Только теперь он начал по-настоящему торопиться.
И спешил он не на ужин и не в постель, нет, у него имелись более веские причины спешить. Тимар немедленно отправился на постоялый двор «Золотой барашек», где обычно останавливались возницы из Ньергешуйфалу. В корчме он купил булок, вареной колбасы и рассовал все это по карманам своей бекеши, чтобы перекусить в дороге.
Наняв подводу, он сказал вознице:
— Запрягай немедленно. Не жалей ни кнута, ни лошадей. За каждую милю — форинт на водку. За скорость плачу вдвойне.
Других объяснений хозяину подводы не понадобилось.
Спустя две минуты возок с грохотом понесся по мостовым Вены. И напрасно полицейский кричал вслед, что в городе не разрешается щелкать кнутом, возница не обращал на него никакого внимания — пусть его орет, венский фараон!
В те времена почтовое сообщение поддерживалось системой перекладных, которая связывала Вену с Зимонью. На почтовых станциях днем и ночью дежурили извозчики. Едва заслышав грохот приближающегося к деревне возка, хозяин очередной упряжки уже выводил коней из конюшни, где они набирались сил, и стоило путешественнику подъехать на перекладных к станции, как его уже ждали свежие кони, которые подхватывали возок и мчали его дальше, не считаясь ни с дождем, ни с грязью, ни с крутым спуском, ни с подъемом, ни на минуту не замедляя свой бег. Если две упряжки встречались на середине пути между станциями, то возчики меняли лошадей и, таким образом, каждый из них проделывал лишь половину дороги. Однако в конечном счете быстрота передвижения зависела от размеров вознаграждения.