Золотой фараон
Шрифт:
Симон задумался. Сколько дней прошло с тех пор, как армия высадилась на побережье Египта? Семнадцать, восемнадцать или уже девятнадцать? Куда вел их генерал Наполеон Бонапарт? Все дальше на юг. Что здесь можно было завоевать? Разве что проклятую пустыню? Но для этого Наполеону не потребовалось бы тридцать восемь тысяч человек и две тысячи пушек. А эти сто семьдесят пять ученых господ, которые бездельничают, развалившись в обозных повозках? Какое задание можно было им придумать? Среди них находились лингвисты, топографы, астрономы, художники,
— Есть еще глоток воды, Андре? Симон потряс походную флягу:
— Ни капли, Жан. — Он пытался шутить. — Но, может быть, кто-либо из ученых в обозе наколдует ливень?
— Ба, они и вовсе ничего не могут. Им бы только есть, — пробормотал Легранж. — Попробуй-ка сунуть хоть одному из них ружье в руки, и ты увидишь, как этот осел держит его задом наперед.
Чей-то голос раздался прямо над Легранжем:
— А ну-ка, дай мне твое ружье, гренадер! И я покажу тебе, что могу обращаться с ним лучше тебя.
Симон посмотрел вверх. Около него на поджаром коне гарцевал штатский. Черную треуголку с республиканской кокардой он носил для защиты от солнца, глубоко надвинув на лоб. Но она отнюдь не предохраняла от жарких лучей его аристократический с горбинкой нос, который стал красен, словно его поджарили на огне.
— Я не имел в виду вас, монсеньер Денон, когда говорил об осле, пробормотал Легранж. — Я знаю, вы хороший стрелок.
Всадник наклонился пониже и улыбнулся.
— Ах, ты знаешь меня, гренадер? Откуда? Может быть, по Парижу?
Легранж казался смущенным. Он переложил ружье с правого плеча на левое.
— Я не знаю точно, господин. Возможно, я вас видел во время итальянского похода или на Рейне. В армии о вас говорят многое. Если верить слухам, вы объехали уже всю Европу; сочиняете, рисуете и даже пишете книги.
Денон, ухмыляясь, почесал свой обожженный солнцем нос.
— Я много путешествовал, это верно. Бывал в Санкт-Петербурге при царском дворе, во Флоренции, в Женеве и бог знает где еще.
— И здесь, в Египте, тоже монсеньер? — спросил Симон с интересом. Всадник поднял затянутую в перчатку левую руку и тут же опустил ее.
— О том, что эта волшебная страна вообще существует, я знал до сих пор из книг.
Легранж повернулся к Симону и, улыбнувшись, сказал:
— Теперь я знаю, наконец, почему мы вместо тенистых лесов и зеленых лугов уже несколько недель ничего не видим, кроме песка. Потому что все заколдовано в этой «волшебной» стране.
Денон подогнал своего коня поближе к Легранжу и положил ему руку на плечо:
— Послушай, сын мой, ты сейчас огорчен, у тебя нечего есть и пить, но когда мы прибудем в Каир на Ниле и ты увидишь пирамиды, то забудешь от удивления и о еде и о питье.
Легранж
— Пирамиды? Это что еще за штука? Разве их можно притащить домой как трофей?
Денон откинул голову назад и рассмеялся, глядя на небо:
— Пирамиды! Притащить домой!
Но тут его лицо внезапно стало серьезным. Он наклонился к Легранжу.
— Пирамиды построены из камня. Им четыре тысячи лет. Их сооружали по велению царей Египта стотысячные армии рабов. Миллионы каменных плит клали плотно друг на друга. Каждый блок был так тяжел, что даже десять лошадей не смогли бы его сдвинуть с места.
Легранж удивленно открыл рот и вопросительно посмотрел на Симона. Но Андре был поражен не меньше его.
— Рассказывайте дальше, монсеньер, — попросил он и, засмотревшись на Денона, наступил Легранжу на ногу.
Денон пожал плечами.
— К сожалению, больше я ничего не могу тебе рассказать, так как до сегодняшнего дня никто еще не проник в тайну пирамид. Мы не знаем, для каких целей их возводили. Может быть, это удастся когда-нибудь выяснить, а может быть, это навсегда останется тайной. Египет задает многочисленные загадки, потому генерал Бонапарт и взял с собой так много ученых.
— А вы, монсеньер? Что должны вы делать? — спросил Легранж.
Денон задумчиво посмотрел на мерцающую от зноя пустыню:
— Я буду рисовать древности. Все, которые найду. Впрочем… — Он схватил свою сумку, вытащил оттуда листок бумаги и показал Симону.
— Как тебе это нравится?
Легранж повернул голову назад и тоже уставился на рисунок:
— Ах, как это прекрасно! Вы нарисовали войска на марше, монсеньер Денон. И там на переднем плане — я! Андре! Ты видишь? И ты здесь, позади меня! Это великолепно, не правда ли?
Не помня себя от восторга, он вышел из рядов и показал на фигуры:
— Когда вы нарисовали это, монсеньер?
— Только что, пока ехал за вами.
— Что? Вы можете рисовать верхом на лошади? — удивился Симон. — Мой бог, да вы великий художник! Вы продадите потом свои картины во Франции?
— Нет, сын мой. Я передам их Академии наук. С помощью моих рисунков можно будет изучать иероглифы на египетских храмах и надгробиях.
Симон зажмурился, словно ослепленный ярким светом.
— Иероглифы, — протянул он, — а это что же такое?
Всадник сморщился, как будто съел что-то горькое.
— Иероглифы… — сказал он протяжно. — Хмг как бы это тебе объяснить? Это картинки, высеченные на камне. Целые ряды диковинных знаков. Фигурки и волнистые линии между ними, оружие, посуда, даже цветы и фрукты. Но что они обозначают, этого пока не знает никто. Некоторые ученые считают их волшебными знаками древнеегипетских жрецов. Другие утверждают, будто иероглифы — это вид рисуночного письма; находятся также люди, которые отвергают две предыдущие гипотезы, называя их глупой болтовней, и считают, что иероглифы — это просто украшение.