Золотой истукан (др. изд.)
Шрифт:
Было, еще в Самандаре: маленький, весь в золотушных болячках, мальчишка, которого бросила мать, день-деньской слонялся между шатрами и напевал с видом серьезным и строгим:
Человек сам не стареет, - Заставляет горе.
Так - то. Мальчишке тому было всего пять лет…
Пребывание у Сахра, и вообще в Хорезме, утратило бы всякий смысл, если б не учение. Как и предвидел врач, юный смерд быстро усвоил хорезмийские буквы, созданные, по словам Сахра, еще в древности на основе какого-то арамейского алфавита. Руслан уже начинал понемногу читать что попроще. Случалось, Сахр принимал по утрам больных - бедных горожан, земледельцев из окрестных селений, Руслан помогал ему возиться с ними, и это тоже было хорошее занятие.
Но иногда на русича находила такая черная тоска, что он готов был бросить все и бежать. Уйти наугад, наудачу на запад - и лучше умереть в лесках по дороге на Русь, чем пропадать тут в чужой лачуге. Он вспоминал свою землянку, и такой желанной, просторной и уютной она ему теперь казалась…
– Ты Рустам? Здравствуй. Я - Бузгар. Слыхал обо мне?
– Говорил о тебе хозяин.
Мог ли подумать юный смерд, что этот низенький плотный человек с круглым веселым лицом внесет, вместе с переметной сумой, перекинутой через плечо, крутую перемену в его судьбу?
Руслан, уже немного знакомый с местными обычаями, положил перед ним свернутую гостевую скатерть с едой, - в каждом хорезмийском доме есть такая особая скатерть, развернуть которую вправе лишь гость.
Насытившись, Бузгар сказал с доброй завистью:
– Повезло тебе!
– В чем?
– В хорошие руки попал. Сахр - человек необыкновенный.
– Да? А я недавно слышал обратное. Не любят его.
– Кто не любит?
– грозно встрепенулся Бузгар.
– Ваши, эти… жрецы.
– Э! Жрецы… Кого они любят, кроме самих себя? Ты думаешь, почему Сахр прозябает в этой несчастной лачуге, тогда как ему в царском замке отвели бы роскошное жилье? Потому, что там он не смог бы принимать больных. Простых людей в царский дворец не пускают. И почему он бедный? Все, что получает от хорезмшаха, он раздает. Нам, бедному люду. Случилось в прошлом году… весь урожай мне пришлось отдать за долги, за воду поливную, господину, князю нашему Манучехру. Без хлеба сидим зимою. Мать-старуха плачет, старик ругается. Куда деваться? Иду к общинному жрецу. Он говорит. «Я бы помог тебе, но тороплюсь - в Хазараспе празднуют тысячелетие храма огня». Я говорю: «Храм огня в Хазараспе стоял тысячу лет и, дай бог, простоит еще столько же, а я умру завтра с голоду!» Ну, дал он мне… одну сухую, как доска, лепешку. Спасибо, надоумил кто-то добрый: «Ступай к Сахру». И что? Сахр купил мне два мешка зерна. И этим спас. Народ его любит,- какая еще любовь нужна человеку?
– Отчего же он… всегда невеселый, задумчивый?
– Кто знает? Этих ученых людей трудно понять. Сказать: не ко времени и не к месту он здесь? Нет. Раз уж кому-то нужен, и многим нужен, значит, ко времени, к месту. Может, его сушит мечта о какой-нибудь дальней голубой планете? Этим сумасбродам,- засмеялся Бузгар,- до зарезу надо знать, что творится в небесных сферах.
Он прилег на локоть, уставился на мутную воду в ручье, запел тонким смешным голоском:
Что ж, благоденствуйте пока,
А мы - победствуем…
– Я слышал эту песню от Сахра, - оживился Руслан, радуясь знакомому напеву.
– От меня он ей научился. Так поют у нас в селениях:
Схватить удачу за бока
Вдруг сыщем средство?
Бузгар вскинул тяжелый, не меньше, чем у Руслана, смуглый кулак:
– Сыщем! Хватит нас мордовать. Скоро такое начнется в Хорезме… всю ораву дармоедов мы разгоним.
– Вы? Кто это - вы?
Бузгар - вместо ответа:
– Тебе сколько лет?
– Девятнадцать.
– Был женат?
– Когда бы это я успел? Уже год в полоне. «Успел бы, - подумал он с грустью, - да князь увел Людожирицу в Родень».
– Мне - тридцать семь, - вздохнул Бузгар.
– И все равно холостой. Живу и тружусь в отцовской усадьбе. Почему? Нечем платить за невесту. Ну, на выкуп как-нибудь бы наскреб, - залез в долги на всю жизнь, но женился. Не на ком - вот беда.
– Что же, в общине у вас девушек нету?
– Нету.
– Куда же они девались?
– поразился Руслан.
– Князь наш их всех в свой замок забрал. И забирает, какая чуть подрастет. Они у него - в младших женах, рабынях, наложницах, в «приемных дочерях». Ковры ему ткут. И по ночам его ублажают. А я до сих пор хозяйство свое завести не могу. Не я один: каждый второй в общине - холостой. Мужику без жены, ты знаешь, гнезда не свить. И чахнет, идет на убыль народ трудовой. И государство через то хиреет…
В Хорезме, по словам Бузгара, назрели примерно такие же события, какие произошли в Иране лет двести назад.
При шахе Каваде в персидском государстве случился полный распад. Князья, владельцы обширных земель и больших крепостей, тяготясь верховной царской властью, решили скинуть ее, обзавелись своими войсками. С царской властью, конечно, ничего не стряслось. Зато простонародью - досталось. Совсем разнуздались богачи. Рыщут по селениям, как волки - по загонам овечьим, отнимают землю и воду у вольных крестьянских общин, хватают самих крестьян, их жен, сестер, дочерей. Разброд. И тогда против жадных князей выступает Маздак, бедный пахарь.
Он говорит простонародью:
«В мире извечно идет борьба между злом и добром. Зло действует слепо и неразумно, добро - разумно, сознательно. Свет и тьма переплетены, но свет на земле преобладает, хотя еще и не достиг полной власти.
Кто в поте лица пашет землю, выращивает хлеб - носитель добра и света.
Кто не работает и зарится на чужое - носитель зла и тьмы.
Причина всех бед на земле - раздельная собственность».
– Все это я слышал недавно от манихея, - зевнул Руслан скучающе. Болтуны. Надоели со светом и тьмою, с добром и злом.