Золотой Лингам
Шрифт:
– Что за отшельник? – заинтересовался Хватко.
– Батька Нектарий. Хороший человек, тихий, умный. Одно слово – святой.
– Так уж и святой? – засомневался Вадим Вадимович. – Это при двух-то женах!
– Святой, совсем святой, – подтвердил Борис. – А женщины те ему не жены, они уже старые старушки. И тоже, значица, святые.
– Прямо иконостас какой-то, – с сомнением пробормотал следователь.
– Борис Вадимович, – спросил, включаясь в разговор, Костромиров, – вот вы упомянули, что в Сторожевом раньше шаманы селились, так?
– Так, так, – кивнул тот.
– Не знаете, отчего именно шаманы? Может, это связано с какой-нибудь местной легендой?
– Легенда есть, – согласился Борис, – это верно. Страшная! Старики рассказывали… давно это было – ой-ей-ей! – вот как давно… Значица, будто бы еще задолго до прихода чжурчжэней, в тех местах, где-то у Каменного хребта, жили мертвые цари древности…
– Хе-хе-хе! – рассыпался Хватко. – Раз уж мертвые, так скорее не жили, а, хе-хе, лежали!
– Погоди, Вадим! – оборвал товарища Костромиров. – Ну-ну, Борис Вадимович, продолжайте.
– Ага… Значица, при жизни те цари были вели-икими шаманами и могучими воинами и страсть сколько народу положили, своего и чужого. Рассказывают, что через колдовское искусство открылся им секрет посмертной жизни… Так что, даже когда души их уходили в страну предков, тела как ни в чем не бывало не портились, не гнили, а наоборот – ходили, кушали… ну, вот, как мы с тобой. И все бы ладно, только чтобы такое посмертие продолжалось, им обязательно требовалось есть человечье мясо. Много мяса! Особенно им почему-то нравилось кушать людские сердца. Оттого их так и прозвали – «Уносящие сердца»… И вот, что ни ночь, спускались те Уносящие с Каменного хребта и непременно кого-нибудь из местных, а то сразу нескольких зараз насмерть сгрызали… И чем старее они становились, тем охочее и жаднее делались до человечинки-то. Люди рисовали на крышах своих домов заклинания, вешали на двери и окна амулеты, совершали разные церемонии, чтобы, значица, отвратить зло, – все напрасно. Так что пришло такое время, когда от Уносящих сердца демонов вовсе не стало житья. Хоть собирайся да беги из тех мест! Многие так и поступили. И вот, когда окрестные фанзы вконец обезлюдели, Уносящие наведались во дворец к самому царю.
Было это так… Значица, однажды, в одну особенно жаркую и душную летнюю ночь, на бохайского царя, имя которого теперь уже никто не помнит, напали вдруг бессонница и страх. И вот, только-только пробили третью стражу, видит он, стоит в его спальне кривоногий старик с косматой бородой, голый и волосатый, а изо рта у него торчат два желтых клыка! Космач пристально посмотрел на царя – и тот понял, что не может пошевелить ни одним своим членом. Тогда страшный старик медленно-медленно подошел к кровати, на которой спала царица, и… как схватит ее за горло! Уносящий, – а то был конечно же он, – сорвал с женщины одежду и в мгновение ока с громким чавканьем обглодал до самых костей, а потом поднял ее скелет и высосал сердце, а заодно и все прочие внутренности. Царь с ужасом увидел, что рот у старика огромный, как корыто! Но тут первый луч солнца упал на лицо царю, оцепенение с него спало, он схватил меч и – вжик! – отрубил людоеду башку. Уносящий сунул свою отсеченную голову под мышку, выпрыгнул в окно спальни и гигантскими скачками унесся в сторону гор…
После этого случая бохайский царь, призвал к себе семерых сильнейших орочских шаманов-кара-камов, и отправился с ними к Каменному хребту. Там, в одной из глубоких пещер, они отыскали лежбище Уносящих сердца и обнаружили тринадцать нефритовых гробов, а в них – тринадцать спящих мертвецов, все с длинными седыми бородами и с царскими венцами на головах. Разгневанный царь самолично отрубил каждому людоеду голову, только это оказалось пустым делом – головы моментально прирастали обратно. Царь велел своим воинам разрубить проклятых колдунов на мелкие кусочки; воины так и сделали, и даже раскидали обрубки по всей пещере. Однако части тел Уносящих всякий раз сползались, срастаясь снова и снова. Тогда колдунов сбросили в воды находящегося в той же пещере Черного озера, а кара-камы, призвав на помощь всех ведомых им демонов преисподней, закляли тех живых мертвецов страшным заклятием, навеки заключив их нетленные тела на дне того пещерного озера. А чтобы Уносящие никогда уже оттуда не выбрались, повелел царь вход в ту пещеру крепко-накрепко замуровать, а после запечатал священными печатями девяти орочских родов. И еще распорядился, чтобы поблизости во все времена жили шаманы нашего народа, чтобы, значица, никого к той пещере не допускать. И было сказано, что Уносящие сердца до тех пор не смогут выползти со дна своего Черного озера, пока невредимы все девять родовых печатей; а печати останутся целыми, покуда живут на свете потомки всех девяти орочских родов… Вот такая легенда.
– Феерично! – оживился Горислав, потирая руки. – Весьма любопытная легенда. И вы так мастерски ее рассказали!
– Это точно, – подтвердил Хватко, зябко передернув плечами. – Прямо мурашки по коже. Рот как корыто – надо ж такое придумать, брр!
– А вы знаете, где находится пещера? – спросил Костромиров. – Там действительно есть озеро?
– Да нет никой пещеры! – засмеялся проводник. – Это сказка, конечно. И про Уносящих, и про пещеру… А вот, значица, и Бикин.
– Я бы не был так в этом уверен, – покачал головой Горислав, доставая из-за пазухи и с новым интересом разглядывая присланную Пасюком фотографию.
– Бикин, точно Бикин! – заверил Борис. – Скоро будем на месте.
Под ними действительно извивалось русло довольно широкой реки, стиснутое по обоим берегам густо поросшими елью и пихтой отрогами Сихотэ-Алиня. Развернувшись к востоку, вертолет летел сейчас вверх по течению, постепенно снижаясь.
– Борис Вадимович, – снова спросил Костромиров, – почему вы все-таки уверены, что под легендой о царях-людоедах нет никакого исторического основания?
– Да хоть бы потому, что давно уже нету тех девяти орочских родов – нас во всем Приморье, дай божок, если три сотни душ наберется. Тигров – и тех, значица, больше, чем нас, орочей! Притом у многих – жены русские или хохлушки. Молодежь не то что предков – языка не знает. Это я тебе, значица, ответственно заявляю, как зампред общества малочисленных народов Приморского края.
– И что из этого следует? – не понял Горислав.
– Как что? – удивился проводник. – Родов нет, значица и родовые печати потеряли силу. А Уносящие сердца так и не объявились.
Костромиров только крякнул под тяжестью столь «неопровержимого» довода.
– Высади-ка ты нас во-он на той осыпи, – попросил Борис летчика, указывая на ровную и довольно пологую каменистую площадку. – Дальше мы уже сами, тут недалече.
Выбравшись из кабины МИ-8, друзья осмотрелись: позади них высились покрытые черным редколесьем горы, впереди – поросший стлаником и торчащими кое-где одиночными дубами и кленами склон. Все окрестности окутывал тяжелый густой туман, было довольно прохладно, а с серого неба моросила какая-то гадость – погода им явно не благоприятствовала.
Ведомые проводником Борисом, они спустились метров пятьсот по осыпи и, продравшись через густые заросли стланика, вышли на поросшую папоротником-орляком поляну, по другую сторону которой уже сплошной стеной вставала чаща.
За это время ветреная, как девушка, приморская погода успела перемениться: дождь стих, туман понизу развеялся, поднявшись куда-то к вершинам гор, а в облачной завесе появились просветы, сквозь которые теперь весело выглядывало солнышко; сразу стало тепло, даже жарко. Перейдя поляну, друзья ступили наконец под зеленый полог дремучего таежного леса.