Золотой лис
Шрифт:
Эта работа отняла у Лукаша много времени, так как среди широких полей возникали все новые и новые дела. Только он начал перебрасывать через речку мостик, чтобы можно было перегонять коров на пастбище, как вдруг ему пришло в голову, что ведь он совсем забыл о своем друге и до сих пор, несмотря на то, что, наверно, уже полдень, даже не сказал ему «добрый день». Он уже хотел было подняться, но подумал, что надо как можно скорей перегнать на пастбище собранных на берегу коров. Он докончил постройку мостика, перегнал коров на другую сторону и, только приставив
Но прежде, чем это сделать, подумал, стоит ли ради столь короткого свиданья занавешивать окно. И тут же решил, что, пожалуй, не стоит: жалко время терять, а лис — не такое мелочное существо, чтоб придавать значение подобным пустякам. Решив, что не надо, Лукаш подошел к шкафу, отворил дверцы и прежним, не раз уж испытанным способом быстро залез внутрь.
— Добрый день, лис, — произнес он, как обычно, шепотом и протянул руку, чтобы обнять друга за шею.
Но не нашел его, а вместо этого нащупал низко свисавшие лыжные штаны Гжеся. Лукаш подвинулся немножко глубже, спросил вполголоса:
— Где ты? Лис!
И кровь бросилась ему в голову: он понял, что происходит что-то не то! Получалось, как будто лиса вовсе не было. Еще не доверяя своему впечатлению, Лукаш позвал громче:
— Лис!
Ответа нет. Тишина. Он закрыл плотней дверцы, остававшиеся только притворенными, и тотчас его обступила со всех сторон непроглядная тьма. Он стал всматриваться в эту тьму широко раскрытыми глазами, затаив дыхание, но ни единый, даже самый слабый луч света не озарял ее. Она царила вокруг, мертвая, глухая. В ней не было жизни. Была только пустота.
Лукаш почувствовал, что у него на глаза набегают слезы.
— Ах, лис, лис… — прошептал он.
И сердце его сжалось от боли, так как он понял, что никогда уже больше лис не ответит на его призыв: лис исчез. Пошел искать новых людей, новую дружбу. Но где? У кого? В какой стороне? Может ли он найти такое место, где б ему было так хорошо, как здесь? Где будет он скитаться? Где спать?
Лукаш чувствовал, как горючие слезы катятся по его щекам, но в то же время у него было такое ощущение, словно самое тяжелое и трудное уже позади, словно после бесконечно медленного подъема на вершину горы он начал спускаться по отлогому склону вниз. И этот новый поворот воспринимался как облегченье. «А может, и лучше, что лис пошел себе…»— неожиданно подумал Лукаш. И хотя ему стало стыдно этой мысли, он не отогнал ее от себя. Вытер рукой мокрые глаза и щеки, хлюпнул носом и, вздохнув, вышел из шкафа.
В первую минуту ему пришлось даже зажмуриться — так ослепил его дневной свет. Но он скоро с ним освоился, радуясь, что солнце заглянуло в комнату. Та часть ковра, на которой располагалась пестрая деревня с лесом, речкой и прудом, была уже освещена, но другая часть оставалась пока в тени. Получилась очень красивая картина, и Лукаш опять подумал, что, может, и хорошо, что золотой лис пошел бродить по свету…
Потом у него
Эмилька была в новом платьице, синем в белый горошек, с белым отложным воротничком; тонкие косички ее были перевязаны тоже новыми синими бантами. Она разрумянилась, глаза у нее блестели; видимо, она была очень горда — и своим новым платьем, и успехом «Варшавы». Надо сказать, что эта самая «Варшава» чуть не оказалась яблоком раздора, так как Гжесь и Кшыштоф, завладев автомобилем, не хотели подпускать к нему Лукаша, а тот вовсе не собирался отказываться от своих бесспорных прав. И не миновать бы заварушки, не вмешайся в это дело Эмилька.
— Если вы будете ссориться, я возьму обратно подарок, — твердо заявила она.
Гжесь ударился в амбицию.
— И бери, пожалуйста, — буркнул он, отодвигая от себя автомобиль.
Но в этот момент Лукаш проявил великодушие, сказав, что вовсе не намерен забирать «Варшаву» в свое безраздельное пользование. Благодаря этому, к счастью, обошлось без неприятностей, и Гжесь снова выдвинул прежний проект: строить кооперативную деревню.
Сперва Лукаш пытался провести в жизнь свой план, но были очень сильные доводы, говорившие в пользу Гжесевых наметок.
— Какой ты глупый! — возразил Гжесь, видя, что Лукаш настаивает на своем. — Если ты разбросаешь хаты там-сям, как же ты в этой неразберихе будешь вести рациональное хозяйство?
После этого возникла деревня в том виде, как Гжесю хотелось, потом началась жатва, пошли в ход все машины, приехала из города спортивная команда, по инициативе Кшыштофа, чтобы принять участие в уборочной кампании. Потом Лукашу пришло в голову, что над полями должна разразиться гроза с ливнем, громом и молнией. Но Гжесь воспротивился.
— Нет! — сказал он решительно. — Дождя не нужно. Это повредит хлебам. А наш производственный кооператив должен быть передовым.
Так что дождя не было, и к вечеру, после успешного окончания жатвы, можно было приступить к сдаче поставок и заготовкам.
— Знаешь что? — воскликнул Кшыштоф. — Давай разоблачим кулака.
— Законно! — согласился Гжесь.
— А как вы разоблачите кулака? — спросил Лукаш.
— Очень просто,—г объяснил Гжесь. — Кулак толстобрюхий.
— И с противной мордой, — дополнил Кшыштоф. — Его сразу узнаешь.
Между тем начало понемногу смеркаться. Вдруг в самом разгаре игры, уже после разоблачения кулака, Кшыштоф наклонился к Гжесю и начал что-то шептать ему на ухо. Тот пожал плечами.
— Оставь его, — проворчал он.
— Почему? Я его спрошу.
Лукаш инстинктивно почувствовал, что речь идет о нем. Он остановил грузовик, на который только что погрузил мешки с мукой — в виде маленьких квадратных кубиков.
— Ну как, Лукаш? — обратился к нему Кшыштоф. — Что слышно насчет золотого лиса?