Золотой плен
Шрифт:
— Я думаю, — Эрик перебил ее размышления со сдержанным любопытством, — что с этим ребенком — ирландским или норвежским, какой бы он ни был — надо считаться, и его или ее судьбу решат мать и отец! Но что с этой большой залой, Олаф! Ты притащил меня в это роскошное место из камня и извести, но не предложил усталому путешественнику меда или эля, чтобы он мог смочить горло?
— Королева пренебрегает своими обязанностями, — сказал холодно Олаф, освобождая Эрин. — Жена, ты будешь заботиться о моей семье и моих друзьях.
Эрин опустила ресницы, чтобы скрыть бурлившее в ней негодование
Эрин подняла ресницы и увидела задумчивый и печальный взгляд серо-голубых глаз Эрика.
— Я буду тебе очень признателен, моя новая сестренка, если ты будешь так добра и позаботишься обо мне. — Эрин услышала нежный, добрый голос викинга. Неужели Эрик до сих пор не замечает напряжения, которое установилось в зале между ирландской королевой и норвежским королем?
— Я буду рада позаботиться о тебе, — сказала тихо Эрин, подняв подбородок и гордо направляясь к выходу.
Она повернулась по пути на кухню, когда покидала залу. Ее блестящие глаза остановились на Эрике еще раз, и она добавила с достоинством:
— И я рада назвать тебя братом, Эрик.
Эрин не вернулась в большую залу. Ее заполнили норвежские герои, приглашенные на пиршество. Ей не хотелось слушать рассказы о победах викингов. Утро она провела с Мойрой, ожидая, что найдет в компании подруги хоть немного покоя. Мойре нравилось мечтать о том, как их дети будут дружить, а Эрин с каждым днем становилась все более печальной. Она все больше и больше сомневалась, что Олаф разрешит ей видеть, как растет ее ребенок.
С наступлением полудня беспокойство Эрин более возросло. Она повиновалась приказу Олафа и оставалась в их резиденции. Но внезапно все переменилось: она стала легкомысленно относиться к его предостережениям. Ей захотелось убежать из этих норвежских каменных стен. В суматохе, которая началась, когда город заполонили пришельцы с моря, было бы легче выскользнуть наружу незаметно. Она могла доскакать до скал, чтобы бушующий океан успокоил ее душу, и скоро вернуться.
«Ты глупа, — подумала она, когда выходила из кухни, — что вздумала дальше дразнить Олафа». Она все же была врагом, жертвой, у которой не было выбора. Она должна пойти к морю. Оно манило ее непреодолимо.
Эрин мчалась на лошади. Она ощущала, как под нею проносится земля, ощущала энергию и силу своего коня. Это была свобода. Но со стороны скал она могла видеть гавань и берег в устье Лиффея, огромные драконовы корабли, стоящие на якоре. И хотя сейчас корабли не угрожали ей, все-таки от них исходила опасность. Они символизировали бездну, которая лежала между ею и Олафом; бездну между их обычаями, между их народами, бездну недоверия…
«Я
Быть прекрасная женщина. Золотая и красивая. Она думала о слиянии, которое было выше завоеваний, борьбы, гнева или страха. Выше расы, выше народов. Вспоминала тот день на этих самых скалах, когда они встретились как мужчина и женщина, касались, любили…
Наблюдая, как прибой ударяется и разбивается о скалы, Эрин услышала едва различимый шум конских копыт, и вскоре лошадь остановилась около нее. Волна страха охватила ее. Она в ужасе обернулась и сразу почувствовала облегчение, увидев рядом с собой Брайса и Грегори.
— Эрин! — позвал ее Грегори, его голос звучал сердито и в тоже время успокаивающе. — Дорогая кузина, я никогда не думал, что ты настолько глупа!
Эрин напряглась от изумления. Она перевела взгляд с кузена на брата, потом заговорила:
— Глупа! Грегори, если даже ты так меня называешь…
— Эрин, ты поступаешь неумно, — перебил ее строго Брайс, его голос смягчился. — Неужели ты думаешь, сестра, что Грегори, и я не спрашивали твоего мужа, что он предпринял в отношении тебя. Олаф сказал нам, что он только приказал тебе оставаться в доме. Это довольно мягкий приказ, сестра, для викинга-нет, для любого мужчины, который увидел перед собой жену с мечом.
Эрин внезапно закрыла глаза.
— Мягкий жест! Брайс, я не собиралась идти против Олафа! Меня ввели в заблуждение. Если даже у моего собственного брата не появилось ни тени сомнения…
— Не в этом дело сейчас, — воскликнул Грегори, останавливая перебранку, которая могла легко разгореться. — Эрин, мы должны вернуться. Прибыл посланник из Тары, и твой муж хочет тебя видеть.
Эрин закусила нижнюю губу, чтобы она не дрожала.
— Он знает, что меня нет?
— Мы не знаем, — ответил мягко Грегори. — Я полагаю, мы вернемся быстро. В зале полно народу; возможно, он еще не обнаружит твоего отсутствия, так что давайте не будем тратить время на разговоры.
Он пришпорил своего коня. Брайс и Эрин мчались следом и не замедляли темпа, пока не подъехали к стенам города. Брайс помог ей слезть с лошади.
— Возвращайся в дом через кухню, Эрин, и притворись, что была занята. Мы с Грегори позаботимся о твоей лошади.
Эрин кивнула, у нее встал комок в горле.
— Брайс, — сказала она тихо. — Говорю тебе, я ни в чем не виновата. Но все же, спасибо, брат.
— Мы — Мак-Аэды, Эрин. И если ты говоришь мне, что не виновата, я верю тебе.
Эрин благодарно кивнула. Она обогнула дом и вошла в кухню, с радостью обнаружив, что там царил полный беспорядок. Она поболтала с Фрейдой и несколькими стряпухами и затем перешла быстро в залу, пытаясь подавить нервную дрожь. Здесь она наткнулась на Эрика, который рассматривал стены в доме брата, его интересовало их устройство.