Золотой плен
Шрифт:
С земли донесся шорох, странный отзвук, похожий на шуршание сухих листьев зимой.
Фриггид Кривоногий умер.
Один из датчан вдруг выступил вперед, положив перед ногами Олафа свой меч.
— Мы сдаемся тебе, Повелитель Волков. Нас мало, и мы не желали этой битвы, но были верны своему ярлу. Мы ничего не ждем, но просим пощады.
— Уйдите из Ирландии или принесите клятву Аэду Финнлайту, и вы будете помилованы, — сказал Олаф, оглядывая лагерь. — Я не хочу больше убивать. Я только ищу свою жену.
Датчанин повернулся, проследив за взглядом Олафа. Печаль наполнила его глаза сверкающей влагой.
— Женщина…
— Говори! — прорычал Олаф дрожащим голосом. Мужчина поднял руку по направлению к столбу, охваченному огнем.
— Огонь, мой ярл. Если она еще жива, то все равно не доберешься до нее. Олаф из Дублина, поверь: мы не знали о планах Фриггидда; мы уважали ее, так как она была смелой женщиной…
Вой — низкий, холодящий души вой волка — раздался снова. Это был отчаянный стон раненого зверя.
— Нет! — завопил он опять, и потом все увидели, как он вскочил на своего коня и поскакал туда, где полыхал огонь.
Датчане, люди из Улстера, Тары и Дублина либо на лошадях, либо бегом последовали за ним. Он остановился перед бревнами, которые ярко горели, дым поднимался большими черными клубами. Ни один человек не мог смотреть на это.
И все же между охваченных огнем бревен просматривалась возвышающаяся площадка. Огонь еще не коснулся принцессы. Маленькие язычки пламени только сейчас начинали касаться наклонной деревянной плоскости, которая вела к столбу. Она привалилась к нему, ее лицо было скрыто сплошным облаком эбеновых волос, отливавшим индиго, как прекрасный шелк.
Волчьи крики прогремели в задымленном воздухе. Олаф взывал ко всем богам.
Он пришпорил черного коня. Конь встал на дыбы у огненной стены.
Эрин подняла голову и увидела множество всадников перед собой, но все они ничего не значили для нее. Она ждала только одного человека. Величественного гиганта на черном коне. И он был рядом. Его лицо закрывало забрало, и она могла видеть его глаза, их нордическую синеву. В них не было льда, они были похожи на летнее море в шторм, выражая боль и смятение. Она бредит? Она все это себе представила? Она снова и снова видела его глаза, их стальной холод, и снова в них был лед.
Он не любил ее. Он пришел, потому что был завоевателем, потому что должен был отомстить за Гренилде, потому что был человеком, который никогда не отдает то, что принадлежит ему. Но точно так же, как она принадлежала ему, он принадлежал ей. Возможно, он не любит ее, но он жив! И он навсегда будет в ее бессмертной душе таким, каким она видела его. Более сильный, более величественный, чем смертный человек. Он был Золотым Богом. Если он когда-нибудь потерпит поражение, то будет править над всеми людьми даже в зале Валгаллы, неповторимый в своем могуществе и великолепии.
Она улыбалась, потому что видела его, потому что он жив, потому что она всегда знала, что он неукротим…
Черный конь встал на дыбы, бешено храпя и молотя копытами. Тишина воцарилась над землей, все собравшиеся воины затаили дыхание. Только ржание раненого животного звучало в мертвенной тишине. Время остановилось в ожидании.
И потом черный конь помчался галопом. Ближе, ближе стена огня. Всадник наклонился к голове лошади, слившись с ней, шепча и подбадривая.
Они приблизились к помосту и разом пронеслись над пылающими бревнами.
Но Олаф явился. Дерево настила расщеплялось и рушилось, но копыта жеребца уже были перед ее глазами.
И Олаф добрался до нее. Он стоял рядом. Она подняла голову, глаза цвета арктического неба сверкнули под забралом. Эрин увидела, как он поднял меч, и на мгновение испугалась, представив, что он поборол огонь только для того, чтобы прикончить ее. Но лезвие его меча обрушилось на узлы, и веревки упали на площадку.
Эрин почувствовала, как ее подняли вверх, прежде чем она коснулась дерева. Лошадь от потрясения становилась на дыбы и храпела, когда Олаф притянул Эрин в седло и посадил впереди себя. Ее зубы стучали. Олаф, должно быть, сумасшедший. Лошадь могла каждую секунду провалиться, и они были бы окружены стеной огня.
На какие-то секунды конь заартачился, бешено дернув поводья, а потом присел на мускулистых задних ногах и спрыгнул с платформы. На мгновение Эрин показалось, что они летят, но они тут же с грохотом приземлились. Жеребец подскочил и возмущенно заржал. Олаф крепко прижал Эрин к груди, закованной в кольчугу. Огонь высоко поднимался вокруг них. Как они смогут выбраться? Сколько пройдет времени, прежде чем могучее животное и они сами сдадутся охватившей их огненной стихии?
Муж смотрел на нее своими синими глазами, она была в его руках, и она не хотела умирать. Она хотела жить, понимать его, чувствовать его, лежать с ним рядом, с нежностью прикасаться к нему. Она хотела, наконец, сказать ему, как любит его, своего повелителя-викинга, что она любит его независимо от того, что он никогда не мог полюбить ее, так как его сердце было в Валгалле с другой — золотой красавицей.
— Олаф, — прошептала она и задохнулась, произнеся его имя, едва слыша свой голос в треске и шуме полыхающего огня.
— Не разговаривай, — приказал он резко. — Задержи дыхание.
Она сделала, как он велел. Сейчас или никогда! Он пришпорил коня и направил его в огонь.
Все смотрели на них не дыша — ирландцы, норвежцы, датчане.
И вдруг это произошло. Могучий черный конь появился, его передние ноги пронеслись по воздуху, высоко над огнем. Он взмыл в небо подобно восьминогому коню Одина. Он летел над огнем. Он вынес на своей спине норвежского короля Дублина и его ирландскую жену из огня. Он вынес их в жизнь.
ГЛАВА 26
Радостные, восторженные крики приветствовали Олафа, но он не остановился. Огонь и дым все еще поднимались высоко. Он подтолкнул своего коня и вывел его из окружающего моря людей, заставив перемахнуть через разрушенную защитную стену, и они пустились по долине и дюнам к сосновой роще.
Эрин дрожала, сидя впереди Олафа. Она выбралась из адского огня в холод зимнего дня. Олаф крепко держал ее в седле, и она чувствовала тепло мужчины, который только что рисковал своей жизнью, чтобы спасти ее.