Золотой пленник

Орлов Алекс

Появился лейтенант Горн, он уже поговорил с капитаном фон Криспом, по его примеру сходил на конюшню – посмотреть, как там его конь. Лошади, также трудно проводившие ночи в осаде чудовищ, нервничали. Горн поговорил с конюхом и пошел пройтись. На улицах теперь было многолюдно, солдаты деловито таскали куда-то охапки стрел и корзины с перевязочным материалом. Прямо на мостовой ковали лошадей.

Почувствовав себя лишним, Горн отправился к казармам, но и там не нашел облегчения. Новобранцы из казенных людей выглядели подавленными, суровые и немногословные

рейтары занимались чисткой оружия. Пехотинцы из бывшей охраны старательно шутили, однако всем это давалось нелегко.

– Ишь какой бледный, – подсаживаясь к Питеру, произнес Густав, кивая на лейтенанта.

– Мне тоже страшно, – ответил тот и вздохнул. – Наверное, даже капитан боится.

– Да брось ты, он, по-моему, ничего не боится. Такой сам кого хочешь напугает… – Густав помолчал, а затем, нагнувшись к Питеру ближе, шепотом произнес: – А давай вместе бежать, а?

– Куда ж теперь бежать, если на войну завтра? – удивился Питер. – И потом, мы ведь только до вечера и доживем, а как появятся чудовища, так и конец нам.

– Глупое ты дите. – Густав захихикал. – Это лишь тут такое безобразие творится, а убежим мы миль на десять, все позади останется. А дальше прямая дорожка домой. Ты ведь, кажется, из Гудбурга?

– Ну да.

– Значит, почти до конца вместе пойдем, так-то оно сподручнее.

– Нет, – подумав, ответил Питер, – не уверен я, что все так хорошо, как ты описываешь. Останусь я, Густав, что с моими товарищами будет, то я с ними и разделю.

– Как знаешь, – пожал плечами Густав. Он надеялся, что, доберись они вдвоем до Гудбурга, родители или другие родственники Питера отсыплют ему монет за доставку мальчишки. Хитрый литонец давно догадался, что Питер не из простых.

104

Как и следовало ожидать, ночь прошла беспокойно, чудовища будто знали о намечавшемся назавтра генеральном сражении и стремились как можно сильнее измотать солдат. Помимо криков со двора, призывов погулять или выпить в адрес невольников посыпались угрозы.

– Мы вас живьем сожрем, молокососы! – голосами, от которых стыла кровь в жилах, выли уйбуны.

– Изрублю в куски поганцев! – грубо рявкал лишарь.

– А я с живых шкуру буду снимать – попью кровуш-шки…

Потом снова начали бить в стены, да так, что из пазов выпадала старая замазка. Опять пытались сдвинуть закрывавшую вход каменную плиту, но сержант заранее поставил на нее десять человек и на всякий случай дал им факелы. Когда чудовищам не удалось поднять плиту, они обрушили всю свою силу на стены. Били долго и сильно, под утро из внутреннего слоя стали выпадать камни, и, хотя стены были сложены в два ряда, где-то все же образовались дыры, уйбуны полезли в них зелеными лапами, но их быстро поджарили.

Так прошла ночь.

– Солнце! – радостно воскликнул сержант Уэйт, заглянув в щель между камнями.

Все вздохнули с облегчением и стали тушить факелы. Ночь пережить удалось, но удастся ли дожить до вечера?

С первыми лучами все три роты и пехоту выгнали во двор перед казармами. Воздух был

свеж и прохладен, до полуденной жары оставалось много времени, и Питеру вдруг показалось, что скоро он проснется в своей уютной комнате в доме дяди, где нет никакой войны.

– Выступаем немедленно! – прервал его мысли капитан. Он был уже в доспехах, в одной руке держал шлем, на локте другой – щит с чужим гербом, своего он не привез. – Есть и пить будем по пути, а если задержимся на позициях – то и там тоже!

– Что значит задержимся, Крафт? – спросил Питер.

– Потряси головой, шлем не должен болтаться.

– Не болтается, я под него каперку подложил, – ответил Питер, чувствуя, как мерзнут под холодным железом руки и ноги. Ему показалось, что на накладках отсутствуют матерчатые подкладки, пришлось даже проверить – не оторвались ли. Подкладки были на месте, а зуб на зуб все равно не попадал.

– Это у тебя мандраж, – пояснил Крафт, человек более опытный.

– А он пройдет?

– Пройдет во время боя.

– Пошли! – крикнул капитан. – Интервал держать побольше, чтобы не поранить друг друга в спину!

Первые ряды двинулись, рогатки стали опускаться, тащить их в вертикальном положении было невозможно – слишком тяжелы. Защитники волокли на спинах тяжелые щиты, дубинки висели на поясах.

– Ну, кажется, выступили! – произнес сержант Уэйт, внимательно оглядывая проходящих мимо солдат, чтобы сразу заметить недостаток в амуниции, если таковой будет.

Проходя по тем же, что и накануне, улочкам, но уже не толпой бродяг, а вооруженными, одетыми в новое солдатами, невольники покидали крепость и сразу оказывались на солнечной стороне крепости. Над луговыми цветами здесь порхали бабочки, жужжали шмели, однако никто на это не обращал внимания.

В голову колонны проскакали пятеро рейтар. Лишь они, по мнению Питера, были в своей тарелке. Их красно-синие мундиры были вычищены, черные сапоги блестели, а лошади лоснились, как будто их неделю держали на откорме.

– Смотри, как дорога-то истоптана, – сказал конопатый Витас. Он вместе с Питером и Густавом оказался в одном ряду, поскольку, как и они, шел с рогаткой.

Питер кивнул, он уже заметил, что перед ними прошла кавалерия, а значит, никаких сюрпризов на дороге их не ожидает. Колонна шла на запад вдоль крепостной стены, справа, ярдах в полуторастах, начинался кустарник, за ним вдали синел лес – он казался Питеру враждебным.

Стена кончилась, колонна миновала угловую башню, и слева открылся бескрайний простор – чистый берег, голубая гладь реки, а на том берегу высокие деревья, за которыми, возможно, укрывались вражеские лазутчики.

Со стены донесся скрип, Питер поднял голову и увидел мачту катапульты. В ее корзине на трех поводках уже лежал какой-то снаряд.

– Ох и врежут они, если кто сунется! – заметил Витас, в его голосе слышалась бравада, призванная задавить страх.

– Что толку, до позиций все равно не дострелят, – пробормотал один из защитников, с красным лицом и в съехавшем на уши шлеме.