Золотой воскресник
Шрифт:
“9 мая в 15.00 стрип-бар «Пена» приглашает ветеранов Великой Отечественной войны на встречу – с бесплатной программой и обедом”.
– Когда мой муж покидал этот мир, – попросила мне передать знакомая наших знакомых, – он мне сказал: “Меня скоро не будет, и я заклинаю тебя – никогда ничего не дари моим внукам, кроме развивающих книг”. С тех пор – а у них у самих уже взрослые дети – я им дарю только развивающие книги. Вот купила Маринину “Арктику” – собираюсь подарить…
–
На Тверской стоит – с кем-то беседует поэт Александр Аронов. Я прохожу мимо и получаю в подарок от него незабываемую крылатую фразу:
– Пахать не пахать – да какая разница! Живым бы быть, остальное хуйня!
– Это не новость, – сказал Седов. – Все прекрасно знают, что у человека пятнадцать жизней…
Встретила в метро Шишкина Олега, он шел на съемки передачи “Загадки человечества” рассказывать об апокалипсисе.
– Главную мысль я вычитал у Ежи Леца, – сказал Олег. – “От апокалипсиса не надо ждать слишком много…”
Художник Виктор Чижиков:
– Марина, ты вселяешь надежду любой своей книгой, одним своим присутствием! Причем ты сама еще не знаешь, как будет, но так убедительно говоришь, что все будет хорошо, – никакая КПСС не могла убедить с большей силой!
Завели щенка сеттера, и сразу началось: поносы, глисты, лишаи… Лёня сидит – одновременно анализ собирает в баночку и книжку сшивает самодельную – “Новые песни”.
– Сошью, – говорит, – и отнесу в Пушкинский музей. А баночку – в Тимирязевскую академию. Только бы не перепутать!
С каждым годом у нашего пса Лакки открывались новые возможности. На пятом году он стал есть арбуз и виноград, на десятом – курить трубку, а на пятнадцатом – пить шампанское на Новый год.
В “Романе с Луной” Тишков сочинил главу про свою луну, где бывший географ Андреич везет ее на корабле в Японию. По дороге они попадают в жуткий шторм, и корабль тонет. А через год Лёню приглашают с Луной в Сингапур и пишут:
Transport – by sea.
Лёня малодушно предложил там на месте сделать Луну по его чертежам, пытаясь хоть как-то увернуться от им же предсказанной неумолимой судьбы.
На библиотечном сайте сообщили о юбилярах июня:
“Анне Андреевне Ахматовой – 115 лет.
Александру Сергеевичу Пушкину – 250.
Марине Львовне Москвиной – 75”.
– I am old as the hills… –
Оплачивая немалые взносы в Литфонд, год от года возрастающие, в какой-то момент поинтересовалась – какие опции у Литфонда?
– Бюджетные похороны, – ответили мне предельно кратко.
Моя подруга Ольга попросила подписать “Роман с Луной” для ее сестры, актрисы Ирины Муравьёвой. Я написала: “Дорогой Ире – от поклонника”. Но обнаружилось, что в слове “поклонник” пропустила букву “л”.
– Вставь ее туда незаметно! – говорю Ольге.
– Именно “л”? – поинтересовалась она. – А не “и краткое”?..
– Ой, – говорю, – что-то я хотела тебе сказать, но забыла мгновенно!
– Ничего страшного, – ответил Лёня. – Привыкай.
– Как-то зашел ко мне сосед Устин Андреич Мазай, бывший председатель колхоза, – рассказывал Гачев. – “Что это у тебя за книги тут навалены?” Я отвечаю: “Был такой Декарт, французский философ, хочу понять, о чем он мыслил”. – “О чем? – говорит. – А я те– бе скажу, о чем он мыслил”. – “Да ну!” – говорю. “В охряпку!” – “Как так?” – “Да как бы бабу в охряпку! Об этом все думают. Хоть это французский мыслитель, хоть русский…” В самое яблочко угадал! – торжествовал Георгий Дмитриевич. – Я бы и свой трактат с удовольствием назвал не монотонно – “Доктрина Декарта”, а именно: “Декарт в охряпку”! Забористое русское слово, произведенное русским мужиком…
И с этими словами преподнес мне свою монографию “Русский эрос”. На титульном листе – размашистый автограф: “Оставляю Русский Эрос в компании с Мариной Москвиной – вместо себя”.
У отца Льва подскочило давление, вечером вызвала скорую помощь.
Глубокой ночью – звонок в дверь.
– Кто там? – я спрашиваю испуганно.
– Скорая, – мне отвечают. – А вы еще кого-то ждете?
Тишков явился к Люсе просить моей руки. В модном пиджаке в голубую клетку, американском, который подфарцевал ему однокурсник по Первому меду Витя Савинов, он был радушно принят моими родителями, Люся накрыла поляну, мы выпили, закусили… Летели минуты, минула пара-тройка часов, Лёня не просит моей руки и не просит. Люся с Лёвой глядят на меня вопросительно. Я пихаю Тишкова ногой под столом.
– Ну, мне пора, – сказал Лёня, поднимаясь из-за стола.
– Что ж ты руки-то не попросил? – я спрашиваю его у самой двери.
– Ах да! – вспомнил Лёня. – Людмила Степановна! Прошу руки вашей дочери!
– А ноги? – спрашивает Люся.
Писатель Борис Ряховский зим тридцать тому назад дал мне бесценный совет насчет писательского ремесла:
– Вы еще дитя, а тут надо так: сразу ставить себе задачу, чтобы пупок трещал. А то время фьють – смотришь, сил нет, а там и умирать пора.