Золоту – жизнь, человеку – смерть
Шрифт:
Сотник целует пальцы царевне:
– Не вижу морщин, волосы блестят, и мягкие, как шелк. Ты красавица!
– На твоих картинах я выгляжу сорокалетней, а родители стариками. И не вздумай говорить, что переодень меня царевной, я опять стану ягодкой-царевной.
– Не ягодкой! А цветочком, мой ангел…
– Ангел ты для нас, а не я для тебя. Давай пройдемся по коридору. Я устала, Вася, лежать и стоять.
– У тюремщиков есть правило: чем они больше двигаются в своей камере, тем дольше сохраняют свою молодость.
Только договорил Василий эти слова, как царевна закричала.
– И ты такой, как все… Мы заключенные, мы обреченные на страдания…
Сначала она кричала в истерике, потом утихла. Василий присел около открытой двери ее камеры и посадил ее себе на колени.
Она долго плакала, всхлипывала, потом, поцеловав его много раз, положила ему на плечо голову и уснула.
Василий сел на пол, удобно положил ее голову себе на руку, а другой гладил бьющееся в судорогах тело. Она уснула, улыбнулась во сне, повернулась к нему и поцеловала.
Сотник занес царевну в камеру, положил на постель, подровнял подушку.
Александра Федоровна проснулась, открыла глаза, улыбнулась и поманила сотника.
– Не уходи, дай ей возможность выспаться, посиди!
Присев у порога, он думал о завтрашнем дне. Что будет с ними, если к городу подойдут чехословаки и белогвардейцы.
Наверно, это последняя их ночь. А что будет с ним, ведь Украинский говорил, что никто, кроме тебя не знает, где находится царская семья. Неужели и к нему приходит последний час. Ковалевский что-то придумает.
Кто-то позвал:
– Василий, Василий, проснись, почему ты еще здесь… Тебе пора на работу…
Перед ним стоял босой в ночной рубашке Николай II.
Женщины крепко спали, а хозяин мужской камеры будил заспавшегося кавалера женской камеры.
– Почему ты не ушел, накличешь себе беду?
– Ее величество просила, чтоб я дал возможность царевне покрепче уснуть, она уже несколько ночей не спит.
– Мы все не спим, это не значит для тебя совать из-за нас свою голову в петлю.
В тюрьме начался рабочий день, выходи наверх. У тебя уборка коридора, камер и кормление заключенных… – и царь показал рукой на себя и лежащих женщин.
При слове «заключенных», его лицо посерело и тело сгорбилось.
– Извини, сотник, я начинаю предметы называть своими именами. Только здесь мне никто не говорит, что я заключенный, потому что кроме тебя, я никого не вижу.
В эту ночь мне приснился сон.– Нас вывели из камеры… У меня на руках сын, сзади идет жена, потом дети. Вывели через потайную дверь около угольного склада во двор.
От двери тюрьмы до изгороди всего три метра. Сначала убили сына, потом дочь, жену. Стреляли в затылок. Даже могилу видел свою. Около леса на бугорке стоит Ковалевский и показывает рукой: «Вот здесь ройте могилу и скорей их зарывайте».
Сотник подошел к спящей царевне, поровнял подушку, положил удобно голову и руку. Поцеловал.
Николай II стоит, молча наблюдает, как сотник закрывает дверь, затем уходит в свою камеру. Слышит звон железа. Он поворачивает голову, смотрит на закрытую дверь, по его щекам скатываются слезы.
Подходит к спящему сыну, крестит, целует.
– Это последняя ночь, мое дитя. Сегодня, чувствую я, мы уйдем в другой мир. Нужно сказать сотнику, пусть убегает. Умрет царская семья, умрет и тот, кто с ней проводил последние дни.
Во дворе тюрьмы было тихо. Сначала Василий вдохнул свежего воздуха, потом несколько раз присел, сделал зарядку, разогнал сон.
Набрав воды, побрызгал во дворе, начал подметать. Сегодня будут вывозить мусор и до приезда мусорщика нужно успеть убрать двор.
Подмел мусор и собрав все в кучу, он пошел в столовую. На столе стоял уже готовый поднос.
– Разноси, Вася, побыстрее, сегодня в тюрьме будет сортировка. Белоказаки подходят к городу. Вчера многих увели из тюрьмы, а сегодня тем более.
Начальник тюрьмы чуть свет приперся, все новые указания дает, а зачем они!! Если не сегодня, так завтра будет новая власть. Иди, корми… Накормит ли их новая власть?
Он берет поднос, девушки смеются. На подносе жаренные оладьи, салат, мясо.
– Девочки, у вас сегодня деликатес…
– Заказ остался прежний, а люди ушли. Не пропадать же продуктам, пусть твои «заразные» кушают.
Подошла одна из девушек к Василию:
– Ты мне покажи свою «заразную», к которой ты, на ночь глядя, спешишь. Даже наши ребята не ходят к ним, только ты один. И кто они?
– Несчастные, как и все, здесь в тюрьме.
– А почему их называют заразными, ты не боишься заразиться? Чем они больны? Мы спрашивали врача, он ничего не знает. Отмахнулся и сказал, что, наверное, рехнулись. Больных по инструкции не положено держать!
Охранники пропускают Василия с подносом и закрывают двери.
– Зачем спешишь закрывать, дай мне посмотреть на его заразных.
– Молчи, дуралей, забыл как лет десять, в этой камере сидел граф. Говорили болен, сумасшедший. Ходить нельзя, смотреть тоже. Твой предшественник посмотрел, и увезли его вместе с сумасшедшим графом. Ни он не вернулся, ни граф. Говорят, в лесу оставили, лежать в земле.
Что, плохо живется, суешь свой длинный нос, куда не нужно. Помалкивай!!!
Возвращается Василий с пустыми тарелками.