Золотые нити

Солнцева Наталья

– Давайте пить чай. – Влад взял большой бутерброд, уселся на табуретку и с увлечением принялся за еду. – Да вы не переживайте, – ему было нелегко говорить с полным ртом, – Шеф не из тех, о ком стоит волноваться. Не такие дела делались. Работа у нас такая.

– Вы думаете, это не опасно? – Тина не могла есть.

– Как не опасно? Опасно. В жизни опасно все – даже процесс еды: подавиться можно. – Он засмеялся. – Так и живем – боимся, а все равно едим, чем побольше и повкуснее. Опасность – это образ жизни настоящих мужчин!

Непонятно было, шутит он, или говорит

серьезно.

– Налейте мне водки. – Тина вздохнула. – Так и становятся алкоголиками?

– Так? Ни в коем случае. – Влад достал из холодильника запотевшую бутылку и налил ей. – Это происходит совсем по-другому. Можете мне поверить, я в этих делах знаток. Хотите, расскажу?

– Не хочу. – Ледяная водка обожгла горло. – Фу, какая гадость, и как ее люди пьют?

– Сам удивляюсь. – Влад улыбнулся. – Ложитесь лучше спать. Утро вечера мудренее, – так мне мама говорила. Занимайте диван, а я еще посижу, посмотрю телевизор.

Установившаяся на несколько дней ясная погода снова сменилась ненастьем. Хозяйка странного дома все чаще поднималась на башню, стояла там подолгу, всматриваясь в туманную даль. Линия моря сливалась с мутным свинцовым небом, шквалы ветра с дождем обрушивались на тонкую, сильную фигуру женщины. От потоков воды не спасал даже теплый плащ.

Молодой рыцарь с беспокойством отмечал, как все бледнее и бледнее становилось ее лицо, как заострялись его черты.

Из слуг в доме почти никого не осталось – те, что уехали, до сих пор не вернулись. Сидя в каминной зале и глядя на огонь, рыцарь Сиург крепко задумывался. Он уже практически выздоровел. Давала еще знать о себе внезапно одолевающая слабость, но он понимал, что это пройдет – организм наберется сил, впитывая энергию земных стихий. Изнуряющие физические упражнения с оружием и без, вернули ему былую гибкость, мгновенную реакцию, отточенность навыков. Меч снова становился продолжением его руки, а тело молниеносным и разящим без промаха.

В сущности, он мог отправляться в путь, но что-то останавливало его в самый последний момент. Не первый день он собирался попрощаться с Тиннией… Какое имя! Оно звучало, словно напев лютни в тихую лунную ночь, напоенную запахом дурманных трав…

Он собирал всю свою волю и… не мог уйти. Не видеть ее, не слышать шелеста ее платья по каменным плитам, не наблюдать за отблесками огня в ее волосах, за тенью ее ресниц…Сама мысль об этом отнимала остатки решимости, намерения таяли, как утренняя изморось на лозах дикого винограда, на ветках длинных деревьев с узкими кронами, росшими у подножия скал.

Такого с ним еще не случалось… Женщина приковала его, как несмышленого юнца, лишила воли, что самое обидное, не пошевелив для этого и пальцем.

Тинния вошла, сбросила мокрый плащ, протянула руки к огню…Какая у нее тонкая кисть, длинные пальцы. Как похудела ее рука…Тревога сквозила в ее резковатых жестах, изгибе бровей.

Он подошел, обнял ее сзади, поцеловал прохладную шею в колечках волос, чувствуя, как бьется ее сердце, согревая ее своим теплом… ничего не говоря, не спрашивая, не обещая, не умоляя…просто растворяясь в этом мгновении.

Она не отстранилась, не повернула головы, – но внутренний огонь ее, неслышно разгораясь, проник в каждую клеточку его тела, наполнив его всего, без остатка, без надежды на свободу, на прежнюю беззаботную жизнь, на все, что осталось там, до нее…И к чему он потерял вкус навеки. Отныне, или так было всегда?..

Тонкие простыни пахли сушеным вереском и лавандой, жарко горел огонь, крупные звезды стояли в темном окне… Губы женщины, мягкие, как лепестки розы, сливались с губами мужчины в долгих, нескончаемых поцелуях, которые длились и длились…Нежные, легкие касания сменялись неистовыми, страстными объятиями…

Оранжевые отсветы огня скользили по плавным линиям женского тела, округлым плечам, выпуклостям груди, изгибам бедер; по бугрящимся мышцам мужской спины, мощному торсу, сильным рукам, – подчиняясь сладостному замедленному ритму, экспрессивной эротике сливающихся тел, судорожным порывам движений, затихающих и нарастающих, согласно таинственному импульсу, извечному космическому танцу, увлекающему мужчину и женщину: двуединство мироздания, исток всего сущего…

Тинния уже не могла сдерживать стоны, – рыцарь оказался не только непревзойденным бойцом, но и непревзойденным любовником. И эта слава о нем не оказалась вымыслом…

Любовную игру он начал слегка и несерьезно, – как бы невзначай, шепча на ушко галантные нежности, незаметно превратившиеся в страстную мольбу, не ожидающую, что на нее будет получен ответ… Как будто робкие ласки вовсе не были таковыми, – стремительно подчиняя себе женщину, он не применял силу; демонстрируя покорность, легко добивался желаемого, так, что она не успевала сообразить, как произошло то, как произошло это…

В конце концов, тщетная борьба за остатки контроля настолько утомила Тиннию, что она с облегчением позволила ему отвечать за все и просто погрузилась в волны пьяняще-острых, неизведанных ею ощущений, недозволенных и оттого возбуждающих, словно ритуальное питье…

Она вдруг обнаружила в себе скрытое искусство изощренных ласк, – как будто вспомнилась давно забытая песня любви, тоска по которой томительно, иссушающе довлела над всеми попытками утолить эту жажду, вырваться из лабиринта бесплодных поисков, тисков неудовлетворенности…Этот мужчина давал ей все, чего она скрыто желала, он угадывал малейшую ее прихоть, малейший намек был подхвачен и исполнен именно так, как надо; он чувствовал, когда продолжать, а когда останавливаться, когда настаивать, а когда отступить, какие слова она хочет услышать, а в какие моменты лучше молчать…