Золотые яблоки
Шрифт:
В проходной сидел старик-сторож.
— Кажется, ушел, — сказал он, когда Тайка спросила о Романе.
— Ты взглянул бы, дедушка, — попросила Тайка.
Старик, кряхтя, запер дверь и пошел. Вернулся минут через пятнадцать, сказал:
— Нету, девка. Как и говорил: ушел.
Тайка словно сгорбилась, когда пошла обратно, и, видя это, старик сочувственно крикнул:
— Может, передать что? А?
Машина возле магазина стояла разгруженной. Пока ехали обратно, Тайка все всматривалась в дорогу, ожидая нагнать Романа.
У своего дома она встретила Федора.
— Романа не видел? Не заходил он?
Федор помрачнел. Ему захотелось обругать ее и высказать все, что он думает о ней и ее Романе. Но в глазах у Тайки была тревога, и вся она напоминала встрепанного воробья. И Федор пожалел ее.
— Заходил, кажется… Не знаю, но вроде заходил…
В первую минуту ей вздумалось зареветь, стоять посреди улицы и реветь. И не столько от горя, что не застала Романа, сколько оттого, что впервые за все время он зашел взглянуть на Егорку и не увидел его. Погляди он разок на сына — и Тайка успокоилась бы, пожалуй, не стала докучать ему, не стала бы выходить к риге, упрашивать и ругаться.
— Грибы я не выбросила, — сказала она, желая порадовать Федора.
Тот смотрел себе под ноги и хмуро о чем-то думал.
В понедельник утром Тайка достала из ящика комода новый платок с цветочками по белому полю, накинула его на плечи и вышла на дорогу. Она была уверена, что Роман сегодня не свернет по стерне, пройдет у ее дома.
Она простояла минут двадцать — его все не было. Потом из леса вынырнул грузовик, быстро стал приближаться, поднимая за собой дорожную пыль. Тайка прижалась к обочине и, когда машина поравнялась, чуть не вскрикнула от неожиданности: в кабине грузовика рядом с шофером сидел Роман. На какое-то мгновение она еще надеялась, что машина остановится. Но за ней продолжала клубиться серая пыль.
Она и тут нашла оправдание Роману: ехал в попутной машине, и ничего удивительного нет, что шофер не захотел остановиться. И все же было тягостно, что все так нескладно получилось.
Весь день настроение у нее было подавленное. И, под стать ее настроению, к вечеру небо нахмурилось, полил тягучий проливной дождь. С небольшими перерывами он лил всю неделю. Вечером перед выходным Тайка даже не вышла встречать Романа: не надеялась, что он пойдет в такую слякоть. В натопленной избе пахло душной сыростью. У Тайки все валилось из рук.
Роман появился сам. Было уже поздно, дождь надоедливо стегал окна. Он стоял у порога, промокший до нитки, в грязных сапогах. Тайка так растерялась, что смотрела не на него, а на лужу, растекавшуюся у его ног.
— Вот зашел, — сказал Роман. Достал из кармана промокший бумажный сверточек и протянул Тайке. — Просила петуха на палочке, принес…
Красный леденцовый петух с подтаявшим гребешком задрожал в Тайкиных руках. Роман чего-то ждал, а она не могла сказать ни слова.
— Пойду, — сказал Роман. — Грязища страшная, не проберешься скоро-то.
И опять Тайка молчала.
— Пойду, — снова сказал Роман и все так же в нерешительности топтался у порога. Лужа у его ног продолжала расти.
Тайка рассеянно положила леденцового петуха на шесток, достала из печки сковородку жареных грибов, а потом вытащила давно припрятанную на случай бутылку водки.
— Вот за это спасибо, — обрадовался Роман. Выпил, закусил и словно посмелел.
— У тебя я не останусь, просить будешь, чтобы жил, — говорил он, — а мне это сейчас никак нельзя. Что было — все…
— Перестань! — закричала Тайка. Закрыла лицо передником и заплакала.
— Что с тобой, ты что? — всполошился Роман, удивленный ее криком. — Ну, не получилось у нас… Разве ты одна такая. — Он попытался обнять ее — Тайка оттолкнула.
— Не хочешь, не надо, — спокойно сказал он, опять садясь к столу. Взял свежий огурец, лежавший на подоконнике, и с хрустом стал есть.
— Хоть грязища, а пойду, — снова заговорил он после молчания. — Может, лошадь достала бы…
Она взглянула на него, не сразу поняла, что он сказал. Потом кивнула.
— Посиди. Я сейчас.
— Что ж, посидеть можно, — снисходительно согласился Роман.
Тайка накинула фуфайку и побежала к бригадиру.
Дом Федора был в другом порядке, в конце. Выделялся он застекленной верандой вместо обычного открытого крыльца с козырьком. Резные наличники на окнах, сама веранда были покрашены голубой краской. Тайка хорошо помнила, когда Федор строился. Он привез тогда жену из Малахова, дальней деревни за рекой. Красавица была жена — высокая, чернобровая, с шелковыми густыми и длинными волосами. Тайка восхищалась ею, а когда слышала деревенские пересуды, думала: «Завидуют. Красоте ее завидуют».
Недолго жили они. Таяла, блекла красота на глазах у всех. Лечил сначала фельдшер из Ивановского Андрей Кузьмич. Потом возил ее Федор в районную больницу, был у знаменитого профессора в области — мало что помогало. Умерла через два месяца после операции.
Жил теперь Федор с матерью и пятилетней дочкой.
Он уже спал, когда постучала Тайка. Пришлось ему подниматься с постели. Вышел всклокоченный, в наброшенном на плечи пиджаке.
— Ладно, запрягу, — сказал он, узнав, в чем дело. Она не заметила недовольства в его голосе и благодарно улыбнулась заблестевшими глазами.
— Спасибо тебе за все.
Когда вернулась домой, Роман сидел за столом и смотрел на спящего Егорку.
— Вылитый отец, — сказала Тайка. — Что нос, что глаза.
Ей было приятно, что он смотрел на сына, о чем-то думал. Показалось, что Роман сейчас опять такой же, как два года назад: сильный, ласковый. Два года, несмотря ни на что, представляла она его таким.
— Их, маленьких, никогда не разберешь, — запоздало ответил Роман. — Сначала вроде и на отца, а потом весь в мать.