Золотые яблоки
Шрифт:
А на улице слышалось дребезжание велосипедного звонка и женский голос, нетерпеливый, зовущий. Все переглянулись и посмотрели в открытое окно. По ту сторону плетня стояла, держась за ручки велосипеда, полногрудая девица с почтовой сумкой за спиной.
— Акимовна! — звала она протяжно. — Ты или никак оглохла! Письмо вам.
Свекровь тяжело вылезла из-за стола, пошла на улицу. Переговорив с почтальоншей, она пожала плечами и с недоверием стала рассматривать конверт.
— Ни улицы, ни дома, а фамилия наша, — растерянно сказала она, появляясь в дверях.
Володька взял у нее
— Какой-то Ярцев, — сообщил он.
— Так это от Гришки! — вырвалось у Анны. — С завода…
Степан выхватил письмо из рук Володьки, надорвал конверт. На стол выпала картонка. Пока он читал вложенную еще записку, Володька вертел картонку в руках.
— Совсем неплохо, — проговорил он, разглядывая изображенную лужайку с березками вокруг. — Он что, художник?
— Хоккеист, — процедил сквозь зубы Степан. — На, возьми, — сказал он Анне, отдавая записку. — Поздравляет… Уже успела дружку адрес дать.
— Степа! — Анна укоризненно посмотрела на него, глаза ее наполнились слезами. — Не давала я никакого адреса, сама не знаю…
— Коли мужней женой стала, других отваживать надо, — сурово заметила Анастасия Акимовна, которая, наконец, поняла, что письмо пришло от кого-то из друзей Анны. — Господи, все нынче перевертелись.
— Это уж ты слишком, мама, — попробовал вступиться Степан.
— Не указывай, — резко возразила она. — Выбрал — так и живи. Только долго ли проживешь, когда рядом дружки да петушки.
Анна закрыла лицо руками и выбежала на улицу.
— Не смеет так говорить… не смеет… не смеет… — вскрикивала она.
Худенькие руки легли ей на плечи. Это была Рая, которая и сама чуть не плакала. Теплыми губами она коснулась щеки.
— Не слушай ты ее, не слушай, — шептала Рая. — Она всегда такая…
— Ай-я-яй! Ожидается наводнение, — насмешливо протянул вышедший вслед за Раей Володька. Но, вглядевшись и подумав, переменил тон, стал успокаивать:
— Брось, Аня, лишнее это… стоит ли? Семейка у нас веселая — закаляйся. Вот, на Райку смотри, нет-нет и огрызнется. Помогает. Только так, как же иначе? Ты еще старшего братца навестишь — помрешь с хохоту. Веселая семейка, уверяю…
Появился и Степан, недобро глянул на брата.
— Стараешься, настраиваешь?
— Хотел бы, братка, да смотрю — тут моей помощи не требуется.
Володька сходил в сад, принес яблок.
— Ешьте, девчонки, скорей слезы высохнут, потому как есть и реветь, все сразу — занятие трудное, для меня совсем невозможное.
— Много яблок нынче, — заметил Степан. Он не намерен был продолжать ссору и перевел разговор на другое. — Куда их мамаша девать будет?
— А вот спросим, — откликнулся Володька. — Анастасия Акимовна, куда яблоки деваете?
Мать показалась с полотенцем и чашкой в руках.
— Для чего спрашиваешь? — неприветливо спросила она.
— Не я, Степан Николаевич желают знать.
— Сдаю в кооперацию, если принимают. А то и так остаются.
Степан задумчиво оглядел яблони, согнувшиеся от тяжести плодов. Нет, на этот раз мать не будет сдавать яблоки в кооперацию, он найдет им лучшее применение.
С утра Степан собрался сходить на озеро за карасями. Анна попросилась с ним. Он рассмеялся:
— Да ты что! В самую рань пойду.
— Вот и хорошо. И я с тобой.
— Аня, там низкие берега, грязь, — начал отговаривать он ее. — И пиявки. Метров сто надо идти по жиже, пока добредешь до мостика. Мостик — две перекладинки, всего на одного человека. А главное, пиявки.
— Не боюсь я твоих пиявок.
— И еще, — продолжал он, — примета есть: с женщиной пойдешь, ничего не поймаешь. Ни на рыбалку, ни на охоту с женщинами не ходят, потому что всегда что-нибудь случается.
— Еще какие приметы?
Степан оторвался от удочек, которые налаживал, задумался. Он не понял усмешки.
— Еще, когда баба с пустыми ведрами попадается…
— Много.
— Что, много?
— Примет у тебя много.
Степан напряженно смотрел на Анну: его удивил независимый, усмешливый тон ее.
…Утром Анну разбудил веселый девчоночий голос. Сначала смех, а потом полушепот:
— Тетя Настя, говорят, Степа жену привез?
— Привез, — подтвердила свекровь.
— Где она? Хоть бы одним глазком взглянуть.
— Успеешь, взглянешь. Ишь, ни свет ни заря пришастала.
— Спят еще?
Степка на озере, а она спит.
Дверь приоткрылась, и Анна увидела высокую загорелую девушку с распущенными черными волосами, с лукавым взглядом.
— Не любопытничай! — прикрикнула свекровь.
Видимо, она оттащила девушку от двери. Дверь захлопнулась, послышался резкий щелчок. Значение этого щелчка Анна поняла, когда оделась и хотела выйти: дверь была заперта с обратной стороны на задвижку.
Она постучала, потом окликнула Анастасию Акимовну. Никто не ответил: видно, хозяйка вышла. Анна невесело усмехнулась. Ей припомнился вчерашний день, нудные разговоры о деньгах и достатке, крупное, словно застывшее лицо свекрови, ее обидные слова; вспомнила она и о жалостливой Рае и шумливом Володьке, которые хотят быть независимыми и потому не живут в родительском доме, — даже не верится, что все — кого она видела, что слышала, — все это было наяву, а не во сне. Но это было. Вот и сегодняшний день начинается с приключений. Она еще раз подергала дверь, желая удостовериться, — не ошиблась ли. Потом пришло озлобление.
— Да что я для нее… Какое она имеет право?
Три окна передней комнаты, выходившие в палисадник, были заставлены цветами. Анна выбрала среднее окошко, под которым был пятачок невскопанной земли, составила с подоконника цветочные горшки и толкнула рамы. Наверно, окна давно не открывались, рамы поддавались туго, но она все-таки сумела справиться с ними; выпрыгнула в палисадник, мысленно похвалив себя, что выбрала именно это окошко — под другими росли цветы, — и пробралась на улицу, огляделась. Кого-то надо спросить, как пройти к озеру. «Скажу ему: сегодня же уезжаю домой, если не захочет, уеду одна. И пусть! Будь что будет. Терпеть я не собираюсь, не так воспитана». Она попробовала распалить себя, чтобы злей были мысли, убедительнее выглядело принятое решение, но злость не приходила, была какая-то пустота и усталость.