Золотые яблоки
Шрифт:
Встретившийся мальчишка показал ей дорогу. Солнце уже поднялось высоко, сильно припекало, и Анна пожалела, что второпях не захватила ничего на голову. По бокам узкой дорожки стояли дубы с жесткими, словно вырезанными из жести, поникшими листьями. Сухая колкая трава, иссохшая черная земля с мелкой паутиной трещин, дубы, которые не давали прохлады, — все казалось печальным, безропотным. «Уеду, сегодня же уеду, — шептала Анна. — Если я для него чего-нибудь стою, должен понять…»
Озеро она увидела издалека. Собственно, это было не озеро, а
Над водой, на перекладинках-мосточках, спиной к берегу сидели с удочками рыболовы.
Степана она узнала сразу и не потому, что он чем-то выделялся перед остальными, — с ним на перекладинке сидела девушка с черными, распущенными по плечам волосами. Может, они о чем-то разговаривали до этого, но сейчас оба сосредоточенно смотрели на поплавки.
Анна не хотела, чтобы ее видели, повернулась и медленно пошла назад.
Анастасия Акимовна сидела на ступеньках крыльца, возле стояла корзина с яблоками и противень — она резала яблоки для сушки. Мельком взглянула на Анну и опять занялась своим делом. Крупное лицо ее с тяжелым подбородком хмурилось.
— Это что же, и дома из окон прыгаешь? — не поднимая головы, спросила она.
— А вы… вы меня закрыли! — срывающимся голосом выкрикнула Анна, решившая ни в чем не поддаваться.
— Да неужто! — старуха сразу сбавила тон и уже с интересом поглядела на невестку. — Ин, не заметила как… Закрыла, значит?
Анна так и не поняла, нарочно ее заперли или по ошибке. Она сходила за ножом и тоже стала резать яблоки.
— Родителей-то не помнишь? — спросила Анастасия Акимовна.
— Я с малолетства в детском доме.
— Оно и видно, к семейному не приучена.
— Откуда это видно? — удивилась Анна.
— Да видно. Я на тебя только поглядела, поняла: почтительности не дождешься.
— Вот уж неправда! — горячо возразила Анна. — Вы хотели так видеть и увидели. В чем моя непочтительность?
— А во взгляде.
Когда яблоки были порезаны, Анна вошла в дом и остановилась перед зеркалом; долго вглядывалась в себя, потом недоуменно пожала плечами: во взгляде она увидела что-то несмелое и виноватое, свойственное людям, случайно попавшим в гости, а ничего такого, о чем говорила Анастасия Акимовна, не заметила.
Она ушла в сад с книгой и сидела, пока не вернулся Степан. В ведерке было десятка два карасей.
— Чистить, чистить, пока не заснули. — Он был оживлен, весел, голые до локтей руки были обожжены солнцем.
— Ну и как примета? — поинтересовалась Анна. — Случилось что-нибудь?
Степан с удивлением и некоторой тревогой взглянул на нее.
— Что за девушка была с тобой?
— Какая девушка? — переспросил он, но, видно, понял, что Анне что-то известно. Пожал плечами, опять удивляясь, и небрежно сказал: — A-а! Вот ты о ком. Это здешняя, в школу вместе бегали. Люська… Говорит, шла по берегу и узнала, со спины узнала.
Анна не стала ему рассказывать, что Люська прежде забегала домой, спрашивала его.
— Степа, нельзя ли спать в сенях или еще где? В комнате такая духота…
— Почему нельзя, можно, — поспешно согласился Степан. — Вон хоть в саду. Скажу матери, чтобы постелила в саду.
— Ты пригласил бы старшего брата. И закуска есть.
Анне хотелось сказать, что здесь ей тяжело, скучно, и она уедет домой, но уехать, не повидав всех родных, не может, ей неудобно.
— Мы к нему сами сходим, — пообещал Степан.
«Вот после этого я ему и скажу», — решила она.
Но в тот вечер ей не пришлось говорить со Степаном. Узкими переулками, петляя, они дошли до дома старшего брата Ивана. Дом внешне ничем не отличался от тех, что стояли рядом, разве что слишком ядовитой зеленью были покрашены ставни. Возле помидорной грядки стоял коренастый мужчина с одутловатым лицом и глубокими залысинами, в длинной серой рубахе, выпущенной поверх брюк, в тапочках на босу ногу. Он пристально смотрел на входивших.
— Это ты, Степан? — спросил он.
— Я, Иван.
— А это, стало быть, твоя жена. Как зовут-то? — Он переступил ногами и протянул Анне шершавую ладонь. Анна назвалась, думая в это время, что после долгой разлуки братья могли бы друг к другу быть ласковей.
— Пойдем в дом, посмотришь мои хоромы, — сказал Иван.
Она подумала: «И тут начинается с хором». И объяснила себе: «Должно быть, здесь, в поселке, жизнь очень скучная, они не знают, чем занять себя, и все внимание у них на собственные хоромы».
Следом за братьями она вошла в дом. В комнатах было чисто и прохладно, приятно пах вымытый и еще непросохший крашеный пол. Хозяин усадил их на стулья. После этого у братьев состоялся такой разговор:
— Не плохо бы со встречей. А?
— Не помешает.
— Я думаю, угостишь? Все-таки гости к тебе…
— Да ведь гостей-то я не ожидал и не звал. Сам по гостям не большой любитель.
— Всегда ты такой.
— Какой? — хозяин задребезжал мелким смешком.
— Да уж такой, — проговорил Степан, роясь в карманах. — Вот мой почин.
Иван уперся взглядом в мятую бумажку.
— Рублевочка, — оживленно выкрикнул он. И шлепнул мелочь на стол. — А вот мой полтинничек!
— Это почему? — недовольно возразил Степан.
— Так ведь вас двое, а я один. Егорьевна моя на работе.
— А-а, — пробормотал Степан. — Ну вот еще.
— И я еще!
Анна не знала, на что и подумать, все ей казалось, что они играют. И еще больше удивилась, когда братья, хоть и недовольные друг другом, вместе, чуть ли не под ручку, пошли в магазин.
Она сидела, оглядывалась. Внутри дом был расположен по-иному, не как у свекрови: дверь с крыльца вела в просторную прихожую, направо и налево было еще по комнате. Анна вошла в одну из них. Там на диване сидела девочка лет двенадцати, скуластенькая, с некрасивым, почти без губ ртом.